— Мне очень нужно сегодня быть в церкви. Если я не появлюсь, люди подумают, что мне стыдно из-за этой статьи. Еще мне нужно зайти в воскресную школу — ведь именно там я смогу поговорить с большинством людей, а я еще ни к чему не готова.
Он взял прядь ее волос.
— Ты собираешься сообщить, что за всем этим стоит не Флетчер, а кто-то другой.
— Как советовал Генри Гонсалес? — Она сдвинула брови. — Мы и впрямь не знаем, что виноват именно он.
— Вот ты и скажешь людям, что уверена в его непричастности. — Он поднес прядку ее волос к своему лицу. — Твои волосы снова пахнут клубникой!
В том, как он вдыхал запах ее волос, было что-то неотразимо эротичное. Она не могла пошевелиться, находясь словно в плену.
— Не мог бы ты... не трудно ли тебе будет присмотреть за Рики, пока меня не будет?
— А он с тобой не идет?
Чейз лениво потер ее волосами свой подбородок, пристально глядя на нее улыбающимися глазами.
— Сегодня официальный «ленивый день», когда ему позволено не одеваться до самого полудня, не застилать постель, не ходить в воскресную школу. Он... еще спит.
— А теперь об этом, — тихо произнес он.
Он протянул руку и кисточкой ее волос погладил ей шею. По коже побежали мурашки.
— Я буду счастлив присмотреть за Риком! Как ты думаешь, он еще долго проспит?
Он опустил мягкую кисточку за лиф платья и принялся поддразнивать ее грудь.
У нее перехватило дыхание. Она вдруг отчаянно пожалела, что надела так мешавшую им перевязь.
— Вполне возможно. — (Рики проспит еще час, а может быть, и два... и ей на самом деле не следует идти ни в воскресную школу, ни в церковь!) — Он вчера очень поздно лег.
— И мы тоже, не так ли, мэм? — Его глаза озорно смеялись. — А что еще ты хочешь, чтобы я сделал?
Внезапно осмелев, Саммер страстно посмотрела на него.
— Может быть, у меня действительно найдется для тебя еще одно небольшое поручение! Здесь... здесь ужасно жарко!
Он улыбнулся шире, но глаза его оставались сонными.
— Знаешь, я подумал о том же самом! — Он отпустил прядь волос, которой ее дразнил, и его пальцы подобрались к пуговкам ее платья. — Полагаю, прежде всего надо дать твоей коже немного воздуха! Это тебя охладит!
Чейз расстегнул две верхние пуговки, совершенно не дотронувшись до нее. Она нахмурилась. Опустившись на колени, он продолжал расстегивать пуговки... одну за другой... все дальше вниз. Он не смотрел ей в лицо. Он смотрел только на свои руки.
— Ну вот, — сказал он, когда с пуговицами было покончено. — Так-то лучше, мэм?
— Как ни странно, — хрипловато произнесла она, — но мне не стало прохладнее.
— Должен сказать, что у меня нет слов! — Он подбоченился. — Что мне делать дальше?
Саммер не знала, что ответить. Она дрожала всем телом; она знала, чего ей хотелось, чтобы он сделал. Но она не могла произнести!
— Это ты виноват, — с упреком проговорила она. — От твоего взгляда мне становится... жарко!
— Мне, конечно, очень жаль, но остановиться я не могу! Ты стоишь здесь, платье у тебя расстегнуто, и я вижу твою нежную кожу! — Он вздохнул. — Я всего лишь мужчина!
У нее скривились губы.
— Ты мог бы закрыть глаза!
— Нет, мэм! — Он твердо помотал головой. — Нет.
Он приблизил губы к ее животу и провел по нему языком, а руками захватил ее под колени — и выше, вдоль бедер, пока его руки не оказались прямо на ее ягодицах.
На этот раз она поежилась. И хихикнула.
— Щекотно?
Он остановился и подул на влажный след, оставленный языком.
Она вздрогнула. На нее нахлынули невыразимые ощущения — иголочки, нежные, как свежая весенняя трава. Она сжала его плечо.
— Чейз!..
— Ну вот, — сказал он, снова целуя ее живот, — должно быть, на этот раз я что-то сделал правильно, если ты задрожала! Тебе стало прохладнее наконец?
Когда он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее, его пальцы зацепили ее трусики, и он спустил их до лодыжек. Она взвизгнула от удивления, но времени на замешательство у нее не было, потому что его руки и губы, такие осторожные до сих пор, стали вдруг безжалостны.
Она попыталась оттолкнуть его голову. Никто никогда с ней этого не проделывал, и неподвижно стоять здесь было больше, чем она могла вынести.
— Чейз!
— Постой, любимая!
Чейз быстро расстегнул свою рубашку, бросил ее на пол конюшни и, сев на нее, протянул руки к Саммер. Она устроилась на коленях Чейза и обхватила его ногами. Эта поза казалась ей невероятно вольной.
Нахлынувшее на нее чувство невероятной, эротической силы было совершенно новым и неожиданным. Может быть, в юности она испытывала нечто схожее, но замужество положило конец ее кокетству — и не только с другими, но и с собственным мужем. Джимми не нравилось, когда она вела себя «не как леди».
Саммер медленно и озорно улыбнулась Чейзу, а услышав его стон, придвинулась к нему, готовая принять его.
Чейз широко улыбнулся и произнес хриплым голосом:
— Ну держись, искусительница!
В понедельник общество защиты животных прислало инспекторов из Сан-Антонио, чтобы проверить Саммер. В ходе проверки она была полностью реабилитирована, и в газете обещали написать об этом подробную статью.
От Генри Гонсалеса не было никаких известий.
Саммер была счастлива, потому что Чейз был рядом.
— Саммер, — несколько раздраженно произнес он, — я же сказал, что сам вымою сковороду!
— Не возражаю.
— Не надо бы тебе так часто снимать перевязь!
— Раз не больно, не думаю, что это может как-то повредить. — Однако Саммер начинала ощущать боль в ключице.
— Ты просто любишь, когда тебя убеждают. Что ж, всю женскую работу не переделаешь, — сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее шею.
Телефонный звонок все испортил!
— Я отвечу.
Он вышел в коридор, а потом прошел в гостиную.
Саммер стало немного страшно. Вчера звонила мать Джимми и спрашивала, правдивы ли дошедшие до нее слухи. Разговор вышел не из приятных. Элоиз Каллауэй была не единственной, кто звонил ей и интересовался насчет ее связи с наемным помощником, а то и без обиняков осуждал ее.
Саммер почему-то не приходило в голову, что они с Чейзом станут предметом сплетен. Они чем-то выдали себя. Может быть, взглядом, легким прикосновением, выражением лица, когда она на него смотрела?
Саммер не осуждала Элоиз за то, что та была расстроена. Эта женщина волновалась за Рики. Ей хотелось знать, каковы намерения Чейза.
Саммер скорчила гримасу, соскребая остатки подгоревшей фасоли. У нее не было ответа для Элоиз. Что она может сказать? Что у Чейза нет серьезных намерений? И их объединяет только умопомрачительный секс?
