Правда, в последние несколько дней его действия не всегда согласовались с его словами.
Она закрыла воду и протянула руку к полотенцу для посуды. В ее сердце росла надежда, потому что для гуляки, страдающего аллергией ко всякого рода ответственности, Чейз вел себя более чем странно.
Вчера заменил на крыше у Саммер две прохудившиеся кровельные дранки. В понедельник отремонтировал ограду и укрепил шаткую ножку кухонного стола, а в воскресенье — починил кормушку на конюшне.
В бар «Папа Джо» он больше не возвращался.
Чейз сказал, что покинет ее. Он не дал ей ни намека на надежду, но человек, слишком неугомонный для того, чтобы долго сидеть на одном месте, с тех пор не удалялся от дома дальше бара, находящегося по этому же шоссе. Он работал по дому, и будь это другой человек, Саммер сказала бы, что он вьет гнездо.
Может быть, Чейз испытывал тоску по дому, которую убили в нем годы странствий? В сердце Саммер теплилась надежда, что это так.
Чейз положил трубку. Страх застрял в его горле холодным комком, которого он никогда не знал. Многие годы он знал страх только в короткие бодрящие промежутки времени на арене, но теперь... теперь он испытывал страх не за себя, а это было еще хуже!
Он сглотнул, но комок остался.
Если верить Генри Гонсалесу, Рей Флетчер попал в отчаянное положение. Он привлек нескольких инвесторов, чтобы вложить их деньги в развитие Бита-Крик и заработать на этом. Он обещал инвесторам большие прибыли, но не смог их обеспечить, скупая земли по частям и не сумев приобрести основной участок.
Гонсалес рассказал Чейзу, какая земля требовалась Флетчеру. Она должна располагаться недалеко от Сан-Антонио. На ней должна быть вода для полива садов, она должна находиться вблизи от сети первоклассных школ, иметь отличную оросительную систему и линии электропередачи, а также иметь доступ к шоссе. Сейчас, после последнего фиаско, Флетчеру нужно было найти один большой участок земли и приобрести его недорого — и быстро.
Земля Саммер полностью подходила ему. Если не считать того, что она не хотела ее продавать!
Даже Гонсалесу с его связями понадобилось немало усилий, чтобы выведать, кто из инвесторов Флетчера стоит за лабиринтом фиктивных компаний и газетных корпораций. Но именно это и явилось причиной его сегодняшнего звонка. Четверо из пяти замешанных имели связи с мафией.
Генри Гонсалес полагал, что целью предложенного развития Бита-Крик было не что иное, как отмывание грязных денег, и что тайные попытки разрушить бизнес Саммер, безусловно, дело рук Флетчера. Этого человека, вероятно, страшит то, как поступят с ним его партнеры по бизнесу, если он не выполнит своих обещаний. Гонсалеса волновала гораздо более простая проблема.
Саммер была уверена, что банкир, с которым она имела дело всю жизнь, никогда не продаст Флетчеру ее долговые расписки. Гонсалес, привыкший к громкому голосу доллара, решил узнать об этом сам. От члена совета директоров банка он услышал, что банк получил предложение слишком выгодное, чтобы от него отказаться. Они собирались продать долговые расписки Саммер!
Чейз посмотрел в сторону кухни, у него в запасе минута-другая, чтобы решить, что он ей скажет. Она должна знать... по крайней мере о связи Флетчера с мафией.
Может быть, ей не надо знать все. Чейз не сомневался, что ему удастся уладить проблему с расписками. От того, как придется это сделать, в глубине души ему становилось не по себе, но другого выхода у него не было. Днем он позвонит брату, и машина будет запущена. Если все удастся, через несколько дней он сможет предложить решение, и только тогда она узнает о проблеме.
Это ему дорого обойдется, но он не допустит, чтобы Саммер лишилась своей земли. Земля значила для нее больше всего на свете, не считая сына. И земля останется у нее после его отъезда.
Небо было ясным и ослепительно голубым. Саммер и Чейз возвращались с бухты, где они устроили пикник, завершившийся превосходным любовным десертом.
Они ехали верхом. Волосы Саммер были заплетены в косу, в которой сейчас запутались мелкие травинки.
— Это была прекрасная мысль, — сказала она.
Чейз улыбнулся.
— Это ты сейчас так говоришь. А ведь мне фактически пришлось тебя похитить, чтобы хоть на пару часов отвлечь от работы.
— Не надо мне было все оставлять на Уэйна, — виновато произнесла она.
Ее новый помощник, похоже, выполнял свои обязанности на совесть, поэтому она попросила его отвечать на звонки в ее отсутствие, но со многим он еще не мог справиться — например, почти не умел ухаживать за лошадьми. В лошадях он не понимал почти ничего.
И все же ей остро не хватало свободы, напряжения и легкости езды верхом. Доктор велел еще с недельку не садиться на лошадь, но она подумала, что доктор просто не знает, какой плавный аллюр у Медовушки.
Чейз это знал. Он понимал, насколько трудными для нее стали последние несколько дней.
— Уэйн сможет ответить на звонок, если зазвонит телефон. Не думаю, что это его очень обременит, — сухо произнес он. — Ты просто чувствуешь себя виноватой потому, что немного развлеклась!
— Я не привыкла бездельничать, — призналась она.
Саммер замолчала, наслаждаясь ритмичным аллюром Медовушки и близостью Чейза. Тот время от времени поглядывал на сияющую женщину, ехавшую рядом с ним. Он помог ей хоть на некоторое время забыть о ее бедах и вспомнить, что в жизни существует такая вещь, как игра.
По дороге вдоль бухты она рассказывала о том, что выросла в этих местах, делилась с ним обрывками детских воспоминаний — и открывалась, может быть, гораздо больше, чем ей это казалось.
— У меня создалось впечатление, что твой отец был чересчур старомоден.
— Да, — согласилась она, — он слишком серьезно относился к жизни. Не пойми меня превратно — я любила моего отца и благодарна ему за то, что он дал мне уверенность в себе, которую дает только тяжелая работа. Я бы ни за что не стала держаться за эту землю. Но он был... непреклонен.
— И ты взбунтовалась.
— Я делала нас обоих глубоко несчастными, когда была подростком. Мне хотелось... ну, всего того, к чему он не привык. Того, что он считал лишь пусканием пыли в глаза.
— Например, скачки? — спросил он.
Она удивилась.
— Рики тебе рассказал?
— Он сказал, что ты прячешь в шкафу какие-то трофеи!
Она пришла в замешательство.
— Чисто местные призы! Папа не пускал меня дальше пятидесяти миль от дома. Конечно, когда я вышла замуж... — Она покачала головой. — Впрочем, у нас тогда не было достаточно денег, чтобы заплатить за участие в соревнованиях, а кроме того, папа считал, что соревноваться перед толпой — значит просто тешить свое тщеславие. Он часто предостерегал меня насчет участников родео. Он считал, что эти люди вовлекут меня в неприятную историю. — Она пожала здоровым плечом. — Полагаю, он был прав.
