— Нечто вроде аэробики?
— Думайте об этом, как об азиатской версии аэробики. Да-да, — подтвердил он, заметив мелькнувшее в ее глазах изумление, — я знаю, что такое аэробика. Одна из моих сестер живет в Соединенных Штатах, и она просто без ума от своих занятий.
Гвендолин начала смеяться. Она пыталась заглушить звук, но безуспешно. Чем больше старалась, тем сильнее смеялась. До слез.
— Это просто изумительно!
Госпожа Ранита смотрела на нее в полном ужасе, но принцу Нараяну Бахадуру ее смех казался таким сексуальным, таким… освежающим. В нем участвовало все ее лицо. Он был удивительно заразительным, настолько, что сломал в нем какой-то внутренний барьер, возникший после покушения.
Ему необходим смех. Ему необходимо снова почувствовать надежду. И Гвендолин подарила ему надежду, а разве это не замечательно?
Он наклонился к ней так, чтобы госпожа Ранита не могла услышать его слов.
— Мы всегда можем уехать, — пробормотал Нараян Бахадур. — Уверен, что во дворце мы сумеем отвлечься.
Глаза Гвендолин вспыхнули. Мягкие губы приоткрылись, и тело принца моментально напряглось. Он знал совершенно точно, о чем она думает. И сам думал о том же самом.
Он поцеловал ее сегодня днем, надеясь немного ослабить почти неодолимое влечение, задушить настойчивые и нескромные помыслы, но эффект оказался прямо противоположный. С той минуты он не думал ни о чем другом, кроме нее.
Когда же он сможет наконец уложить ее в свою постель? И заняться с ней любовью?
Уж конечно, не сейчас и не здесь.
Сначала им пришлось проститься со всеми гостями, а на это ушло не меньше получаса. А потом, когда они уже направлялись к его лимузину, неизвестно откуда появилась госпожа Ранита и попросила захватить ее с собой.
Гвендолин внутренне застонала. Ее волновала мысль о долгой дороге домой наедине с принцем, но теперь поездка была безнадежно испорчена.
Все трое сели в ожидающий принца белый длинный автомобиль.
— Вы довольны, что мы уехали, миледи? — спросил принц, когда лимузин мягко отъехал от здания, где проходил прием.
— Да, я устала сегодня, — вздохнув, призналась Гвендолин.
Она весь вечер была не в своей тарелке, но пыталась заверить себя, будто все дело в новизне окружающего, непривычной еде, языке и обычаях. Но в глубине души понимала, что причиной головной боли были волнение и возбуждение. Ее тело горело, сердце билось часто-часто, как у пойманной птицы.
Все началось с того поцелуя. И ей сейчас больше всего хотелось, чтобы Нараян Бахадур закончил то, что начал тогда днем, впервые коснувшись губами ее губ.
Принц кинул и коротко улыбнулся.
— Трудно быть единственной иностранкой в толпе?
— О, я нередко посещала приемы, где была единственной иностранкой, но сегодня… сегодня, вынуждена признаться, чувствовала себя как-то по-другому…
— Потому что вы другая, — прервала ее госпожа Ранита. — Вы одеваетесь не как непальские женщины…
— Я не просил ее об этом, — немедленно вмешался принц. — Леди Страттфорд имеет право быть самой собой.
Леди Страттфорд… Гвендолин вздохнула. Опять напоминание о том, что она здесь играет чужую роль.
— Но как она сможет стать настоящей королевой, если не будет примером…
— Довольно! — оборвал родственницу принц. — Тебя это не касается!
Госпожа Ранита опустила голову, но Гвендолин успела заметить, как гневно вспыхнули ее глаза. Она хотела что-то сказать, но что? У них с госпожой Ранитой с самой первой встречи сложились непростые отношения.
Лимузин мчался по пустынным улицам столицы. Минуты проходили в молчании. Наконец Нараян Бахадур спросил Гвендолин, не обращая внимания на троюродную сестру:
— Скажите мне, Беатрис, что вы сделаете первым делом, когда станете королевой?
Гвендолин снова пожалела, что они не одни, что госпожа Ранита прислушивается к их разговору. Потому что той точно не понравится ее ответ.
Узнав обо всем, что произошло с Беатрис в браке, Гвендолин была настолько потрясена и огорчена, что решила: раз уже не смогла вовремя помочь единственной сестре, то позаботится хотя бы о других, которые находятся в таком же положении. И приступила к созданию специальных центров в самых крупных городах графства. Центров, куда несчастные женщины могли бы прийти за помощью, за советом, даже в поисках убежища.
И здесь она сделала бы то же самое, потому что одному Богу известно, сколько женщин страдают молча, снося жестокое отношение, а зачастую и побои.
— Я бы хотела помочь женщинам, — ответила она. — У меня есть имя, образование, связи. Единственное, чего не хватает, — это средств.
— Что ж, этого у вас будет в избытке, когда вы станете королевой.
Сколько местных женщин нуждается в помощи? Тысячи? Десятки тысяч? Кто же должен помочь им, если не королева?
Я не буду королевой, напомнила она себе. Это всего лишь игра.
Только вот почему-то происходящее перестало восприниматься ею как игра. Все, что окружало ее, случалось с ней здесь, было настоящим. Ее эмоции, чувства, надежды, волнения…
— И с чего бы вы начали? — настаивал Нараян Бахадур.
— С образования. — Гвендолин сняла длинные бирюзовые перчатки, положила их на колени. Беатрис никогда не сказала бы ничего подобного. Она не может бороться даже за себя, не то что за других. — Я хотела бы улучшить уровень образования для всех девочек…
— В нашей стране прекрасное образование, — прервала ее госпожа Ранита. — И отношение к девочкам хорошее. Большинство посещают школы.
— О, я не сомневаюсь, госпожа Ранита, что с вами так и было. Вы даже получили университетский диплом, потому что ваши родители дали вам такую возможность. Но в бедных семьях, думаю, положение совсем другое. Если бы я стала королевой, то позаботилась бы в первую очередь о том, чтобы дети посещали учебные заведения до семнадцати лет, и еще сделала бы все, чтобы убедить девочек продолжать обучение в колледже, чтобы они имели возможность выбора…
Госпожа Ранита не выдержала.
— У них есть выбор! Они могут выбирать супруга, их не выдают замуж против воли. Родители и свахи обязательно прислушиваются к их мнению. Мы ведь не варвары! Мать и жена всегда пользуется уважением и любовью.
Да уж, богатый выбор, горько усмехнулась Гвендолин и после короткой паузы ответила:
— Думаю, женщина имеет право решать, хочет ли она посвятить свою жизнь семье или карьере. Никто не должен проводить время дома по необходимости, потому что нет другой возможности, а только по собственному желанию.
— А вы, леди Беатрис, вы уже сделали свой выбор, нашли свой жизненный путь? — вдруг спросил Нараян Бахадур.
