Несколько секунд – и вот он уже стоит с ней рядом.
– За эту шутку, Доусон, я зацелую тебя до потери сознания! – прошептал он ей на ушко.
– Я тоже тебя люблю! – ответила Эшли и в тот же миг обомлела, желая одного: провалиться сквозь землю.
Ибо она забыла о мегафоне, и признание ее трубным гласом разнеслось над толпой.
В толпе послышался смех, аплодисменты и одобрительные выкрики, а Карл Уитьер уставился на Эшли так, словно она призналась в людоедстве.
Улыбаясь той самой улыбкой, что испокон веку доводит женщин до беды, Логан взял у нее мегафон и обратился к слушателям. Прежде всего, он поблагодарил всех за то, что они собрались здесь, чтобы выслушать его объявление.
– Объявление?! – переспросила Эшли, отводя мегафон от его лица. – Какое еще объявление? Каллахан, о чем ты?
– Дорогая моя, мы не узнаем, пока он не скажет, – резонно заметила Бонни Кауфман, поправляя велосипедный шлем.
– Хочу ознакомить людей с нашими планами относительно Дома Сэндлера, – объяснил Логан, протянув руку за мегафоном.
– Да ты что?! Собираешься прямым текстом объявить, что снесешь дом с лица земли во имя прогресса? Митинг окончен, спасибо за внимание, можете расходиться по домам? Ты с ума сошел! Дай мне, я все улажу!
Еще в первую минуту знакомства Эшли поняла, что Каллахан не из тех, кто упрямится по мелочам. Вот и сейчас он с галантным поклоном протянул ей мегафон и отступил.
– Дамы и господа, мистер Каллахан был к нам очень внимателен и проявил большое понимание, учитывая то, что мы вторглись на частную территорию. Кроме того, несколько дней назад по моей просьбе он вместе со мной осмотрел Дом Сэндлера изнутри. Мы своими глазами увидели, какой ущерб нанесли ему время, дурная погода и вандалы. Как секретарь «Исторического общества», хочу заявить вам со всей ответственностью: даже если Дом Сэндлера передадут в наше распоряжение, это будет бесполезно, ибо у нас нет средств и возможностей, чтобы восстановить его былую красоту!
– А у меня – есть.
На миг Эшли замерла, как вкопанная. Затем резко повернулась к Логану.
– Что ты сказал?
– Я сказал, – повторил Логан во всеуслышание, забрав у нее мегафон, – что после консультаций с подрядчиками и с клиентом, который согласен взять на себя расходы по восстановлению ценного памятника архитектуры, я ответственно заявляю: Дом Сэндлера будет жить!
У Эшли задрожали колени.
– Не может быть! Как... когда... почему ты ничего мне не сказал?
– Три дня назад. Почему не сказал? Потому, что ты не спрашивала.
Улыбка Логана сияла такой радостью и гордостью, что Эшли захотелось немедленно стереть эту улыбку с его уст поцелуем.
– Так что же, милая, хочешь узнать, что и как, или будешь перебивать меня на каждом слове?
Эшли молча замахала на него руками, требуя продолжения. Ни язык, ни рассудок ей не повиновались: если бы сейчас ей приставили к виску пистолет и под страхом смерти потребовали назвать собственное имя и адрес, Эшли не смогла бы вымолвить ни слова.
Досадливо отодвинув мегафон, от которого хлопот было куда больше, чем пользы, Логан крикнул в полный голос:
– Готовы, ребята?
Строители замахали руками в ответ. Так вот зачем они здесь! – поняла Эшли. Это люди Логана!
Двое из них двинулись влево, прочь от Дома Сэндлера. Только сейчас Эшли заметила, что посреди пустыря врыты в землю два плаката, завешенные брезентом.
Эшли покосилась на закрытые плакаты, затем снова на Логана и наконец, решила, что остается одно: обуздать свое нетерпение, слушать и ждать, что будет дальше.
– Дамы и господа, компания «Барроуз электроникс», на которую работает наша фирма, поручила мне объявить о своем решении: они готовы перенести Дом Сэндлера на место, отмеченное двумя плакатами. Этот проект потребует больших расходов и задержит начало строительства, так что хочу выразить свое восхищение щедростью и благородством руководства «Барроуз электроникс» и надеюсь, что вы поблагодарите их вместе со мной. В дальнейшем компания намерена отреставрировать Дом Сэндлера, вернуть ему былую красоту и организовать в нем дом бытовых услуг для работников Центра телекоммуникаций.
Толпа взорвалась оглушительными приветственными криками. Теперь счастливы были все – даже Карл Уитьер.
– Не может быть! Ты шутишь!
– Милая моя Эшли, сейчас я совершенно серьезен. Но если хочешь меня развлечь, – подмигнул он, – я всегда готов. А теперь подожди минутку, я еще не закончил.
Снова поднеся к губам мегафон – в таком шуме без него было не обойтись, – он отдал команду рабочим. Строители сдернули брезент с первого плаката. На нем красовалось изображение Дома Сэндлера – в первоначальном виде, без крыльца – и объявление, что памятник архитектуры будет перенесен на это место.
И снова – радостные крики, аплодисменты, широкие улыбки... Эшли уже ничему не удивлялась. Ее волновало одно: не хлопнуться бы в обморок прямо на глазах у толпы.
– А теперь, дамы и господа, если вы согласны потерпеть меня еще секунду... Давайте, ребята, второй плакат!
Повернувшись к Эшли, он обвил ее рукой за талию и прошептал:
– Вообще-то я хотел сделать это завтра и в более интимной обстановке. Но... почему бы и не сейчас? Признаваться – так во всем сразу!
– Признаваться? В чем признаваться? Не понима... О господи! Каллахан, что ты наделал!
Брезент упал, и взору зрителей открылись огромные ярко-розовые буквы на золотистом фоне:
ЭШЛИ, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ.
И подпись:
ТВОЙ НЕВЫНОСИМЫЙ КАЛЛАХАН.
– Как трогательно! – пробормотал Карл Уитьер и, отчаянно работая локтями, принялся пробираться через толпу.
Но Эшли не слышала ни Карла, ни восторженного рева толпы, ни даже щелканья фотоаппаратов. Она вообще ничего не видела, не слышала и не замечала. Ибо, как раз в этот миг невыносимый Логан Каллахан прильнул к ее губам.
Наутро после свадьбы (так уж совпало, что предложение и свадьба у них состоялись в один день) Эшли и Логан Каллахан сидели в своем номере в отеле, за столом, накрытым льняной скатертью, и наслаждались завтраком и видом на центральную улицу Лас-Вегаса.
– Так, значит, ваш архитектор решил снести Дом Сэндлера, не поставив тебя в известность?
Логан обмакнул земляничку в сливочный крем и протянул Эшли. Обычно она не завтракала, но наутро после свадьбы решила себя побаловать.
– Верно. В счетах стояла и стоимость сноса, но, к сожалению, я не позаботился внимательно проверить документы. Это моя вина. Клейн обратился в «Национальное общество охраны исторических памятников», выяснил, что дом не имеет никакого исторического значения, и решил, что против сноса никто протестовать не будет. А чтобы не возбуждать лишних вопросов, которые могли задержать работу, просто не поместил его на планы. Мне пришлось серьезно с ним поговорить. Такое больше не повторится.
