Со стороны, наверное, выглядит странно. Но я не думаю о том, как это выглядит со стороны, потому что парень смотрит на меня во все глаза, а я на него, и мы не можем думать ни о чём, кроме наших слов, наших общих слов. А потом мы внезапно оказываемся так близко, что он целует меня, а я отвечаю. Это так правильно, так красиво, как, мне кажется, не бывает в жизни. Или бывает, но очень редко.
Когда мы отрываемся друг от друга, Рома проводит рукой по моим волосам, медленно, как будто впервые их видит. И говорит тихо-тихо, шёпотом: "какое счастье, что я тебя встретил".
К школе мы подъезжаем без десяти девять, парковка забита, и я прощаюсь с Ромой в машине. Он снова целует меня, на этот раз быстро. Смотрит беспокойно и просит быть осторожной. Я смеюсь и киваю, выхожу из машины и иду к школе. Рома сигналит мне, и я оборачиваюсь, чтобы помахать ему рукой… Но встречаюсь взглядом с Генрихом.
Я впервые вижу его так отчётливо и так близко. Он пугающе-притягателен в своей кожаной куртке, высоких армейских ботинках, с большими цветными татуировками на тыльной стороне кистей. Он не похож ни на кого, кроме, пожалуй, Аринки: вокруг неё тоже витала какая-то зловещая аура, когда она приходила в школу с пневматическим пистолетом и новыми татуировками. Неудивительно. Парень хищно усмехнулся, вскакивая на ноги, и направился прямо ко мне. В его тёмных глазах затаилось что-то недоброе, звериное, и я поскорее отвернулась. И тут же столкнулась с Николь.
— Кто это? — вместо приветствия прошептала девушка, кивая за мою спину. Я почти физически ощущала волчий взгляд Генриха.
— Это он, — выдавливаю я.
— Привет, девчонки, — его голос тоже волчий. Низкий и хриплый, притягательный и отталкивающий одновременно. Николь берет меня под руку и неприязненно осматривает Генриха с ног до головы.
— До свиданья.
— Дерзко. Мне нравится, — с лица Генриха не сходит улыбка. — Огоньку не найдётся?
— Чего?! — у Николь получается очень возмущённо.
— Зажигалки, — парень вертит в пальцах сигарету. — Или спичек. Пожалуйста.
— Мы не курим, — девушка задирает голову.
— Так… Я, это… Тоже, — Генрих отбрасывает сигарету и снова улыбается. — Я вообще за здоровый образ жизни. А вы?
— Эй!
К нам подходит Паша. Кажется, мы с Николь безумно рады его видеть.
— В чём дело?
У него очень воинственный вид. Генрих перестаёт улыбаться.
— Да так, ни в чём. Просто болтаем с хорошими девчонками, правда, красавицы?
— Иди-ка отсюда, красавец, — Паша кивает в сторону школьных ворот. — Пока я тебя ещё больше не разукрасил.
— Ну зачем же так? Хотели же тихо-мирно поговорить…
— Иди-иди. Живо.
— Ну ладно, — Генрих снова улыбается, теперь совсем зловеще. — До скорых встреч, девочки!
Мы молча провожаем его взглядом. Потом выдыхаем почти одновременно.
— Спасибо тебе большое, — искренне благодарю я Пашу. Николь, не в силах ничего сказать, обнимает его. Парень светится от гордости, и, кажется, даже забывает о неприязни ко мне.
— Не за что. Я рад, что успел вовремя.
Где-то в глубине школы раздаётся звонок. Паша подталкивает нас к крыльцу.
— Бегите скорее. Увидимся вечером!
День пролетает незаметно. Арина с Артёмом ходят загадочные, но на наши вопросы отшучиваются, смеются, говорят, что всё в порядке. Артём всё время переводит разговор на наши старые вечеринки, заставляет вспоминать и улыбаться, но каждый раз, когда он вспоминает о Саше, я стискиваю пальцы. Что со мной происходит? Почему он так внимательно смотрит на меня, как будто может прочесть эмоции под маской? Сколько я ещё смогу претворяться? Когда, наконец, всё это закончится?
Из школы мы выходим одновременно. Артём и Арина снова уходят вместе, а Николь встречает Паша. Они тихо переговариваются, и парень, помявшись, подходит ко мне.
— Если у тебя есть время, мы могли бы погулять…
Я мысленно ему аплодирую. Его самообладание достойно похвалы. Я вежливо отказываюсь, ссылаясь на неотложные дела с Ромой. Николь подмигивает мне, желая "всего хорошего", а Паша пожимает мне руку на прощанье. В его глазах уже нет неприязни, только какая-то настороженность. Кажется, и для него общение с Николь не проходит даром.
Когда они уходят, я остаюсь одна. Солнце уже почти совсем не греет, и я зябко кутаюсь в тонкое пальто. Беспокойно оглядываю парковку, опасаясь встретить Генриха, но этого верзилы нигде не видно. В дальнем углу я замечаю Сашину машину и двух людей рядом с ней. Удивившись, я направилась в их сторону, потому что издалека никак не могла разглядеть, кто это. Уже спустя пару шагов до меня стали доноситься обрывки слов, затем целых фраз. С изумлением я узнала голоса. Это были Саша и Рома. Они ссорились.
Я замедлила шаг и спряталась за машиной. Изо всех сил стараясь понять, о чём они говорят, я прислушивалась.
Рома почти кричал:
— Если ты не отстанешь от нас, я всё ей расскажу!
А Саша, наоборот, шипел, как кот:
— Не смей! Даже не думай ей говорить!
Ещё секунда — и они бы, наверное, вцепились бы друг в друга. Я выскочила из-за машины и встала между ними.
— Хватит!
Они замерли, тяжело дыша и удивлённо глядя на меня. Рома опомнился первым. Он притянул меня к себе за талию, закрыл собой.
— Мы уходим, — отчеканил он, холодно глядя на брата.
— Сколько… Сколько ты успела услышать? — Саша морщился, как от сильной боли, и избегал смотреть мне в глаза.
— Я… — пришлось вывернуться из роминых рук. — Я почти ничего не слышала.
Брат, наконец, посмотрел на меня. Я почти не узнала его: губы сжаты в тонкую линию, в глазах стоят слёзы, но он упрямо хмурится. Не в силах видеть брата таким, я хотела подбежать к нему, но Рома поймал меня за руку, а когда я попыталась вырваться, сильно сжал.
— Отпусти меня!
— Алёна, мы уходим. Сейчас же. — Рома смотрел на меня так зло и так холодно, что я испугалась.
— Нет! Я хочу знать! Пусти… Саша! Прошу тебя!
— Отпусти её, — Саша весь поник. — Я ничего не сделаю.
— Только попробуй тронуть ее, и я!..
— Я понял! — резко выкрикнул брат. — Я сам… Сам всё ей расскажу.
Рома медленно разжал пальцы, и я вырвалась и подбежала к брату. Но он отшатнулся, как от огня. Я протянула руку, чтобы дотронуться до него, но он ушёл от прикосновения.
— Сашка, — я растерянно смотрела на него.
— Погоди, Лёнка. Я… Я должен сказать тебе кое-что, — он отвернулся и снова поморщился. — Даже если ты будешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, я должен это сказать.
— Прекрати! — я качаю головой. — Ты единственный
