толпы красивых, нарядных людей, магазины, рестораны… Если хотите почувствовать настоящее одиночество, отправляйтесь в центр города, на самую оживлённую площадь, в саму гущу толпы. И остановитесь. Посмотрите, как люди обтекают вас с двух сторон. Вглядитесь в их лица: все они отворачиваются. Они не хотят причинить вам боль, они просто не хотят смотреть на вас, потому что вы для них никто. Ещё один камень, случайно упавший на муравьиную тропку. Они обогнут вас и поспешат дальше, а вы навсегда запомните это ощущение абсолютного одиночества. Это так красиво, но так больно…
Я не встретила даже Генриха. Хорошо, что я его не встретила.
Плохо, что я встретила того, кого встречать было нельзя.
Мы столкнулись лицом к лицу с Артёмом.
Он был с каким-то парнем, худым и высоким, с приторной, смазливой внешностью. Он был красив, как и Артём, но как-то бездушно, отталкивающе красив. Увидев меня, они остановились. Артём мгновенно подошёл ко мне, заглянул в глаза и, кажется, испугался. По крайней мере он тут же простился со своим смазливым спутником, посадил меня в машину и повёз куда-то, по дороге расспрашивая. В тепле, на переднем сидении красивой и дорогой машины меня трясло. Было невыносимо холодно, и зубы тихо стучали. Мне было страшно и спокойно одновременно. Я очень долго молчала.
Артём привёз меня к себе. Довёл за руку до двери, потом до дивана, помог снять пальто и туфли, принёс плед, горячий чай с мёдом и шоколадные конфеты. Я перестала дрожать и согрелась, но теперь меня клонило в сон. Артём, так ничего и не добившийся у меня, предложил остаться у него. Его младшие брат и сестра с любопытством смотрели на меня из-за приоткрытой двери в другую комнату.
— Пойдём, ты примешь ванну, а потом ляжешь спать.
Я не сопротивлялась. Он показал мне, где что лежит, и вышел, прикрыв дверь. А я, прислушиваясь к плеску воды, смотрела только на острое лезвие опасной бритвы, которое Артём, наверное, забыл убрать, когда брился.
Наверное, так всё и закончится. Горячая вода, чужая квартира, острое лезвие… Я не очень представляла, что именно надо делать, но взяла бритву в руки и вместе с ней легла в ванную. Закрыла воду, положила голову на бортик, постаралась расслабиться. Перед глазами тут же встало страшное лицо Генриха и злобный взгляд Ромы. Я вскрикнула.
Я по прежнему была в ванной, у Артёма, совершенно одна. И мне всё ещё предстояло во всём разобраться. И решить, что я буду делать дальше?
Лезвие поблескивало на свету, и я снова взяла его в руки. Сразу стало холодно, моё тело покрылось мурашками, а боль в голове и в груди как будто сама намекала: " не надо ничего решать. Есть гораздо более лёгкий путь…"
Наверное, я бы послушалась этого странного голоса в моей голове. Но в это мгновение в ванну вошёл Артём, и, увидев в моих руках лезвие, бросился ко мне. Отобрал его, умудрившись не поранить ни меня, ни себя, вытащил из ледяной воды — наверное, я в ней уснула, — накинул на плечи полотенце и заставил растираться им, пока я не почувствовала себя вновь живой. Так странно: от обычного махрового полотенца и чужой заботы можно вернуться к жизни!..
Когда парень довёл меня до кровати, я присела на край, но почти тут же сползла на пол, на пушистый ковёр. Сил не было, ни физических, ни эмоциональных, или какие там ещё бывают? Слёзы сами потекли по щекам, и я закрыла глаза руками. Артём принёс мне одежду и какой-то большой и тёплый свитер. Увидев, что я плачу, он едва не заплакал сам. Принялся уговаривать меня успокоиться, обещать, что всё будет хорошо, просить держаться и дышать. А мне так хотелось послушаться, прийти в себя, надеть маску. Но я не могла. Почему-то не могла.
— Ну скажи, что случилось! Я очень тебя прошу!
— Знаешь, почему меня не было в пятницу? — внезапно очень чётко произнесла я. Парень посмотрел на меня с недоумением. — Я пыталась совершить самоубийство. Выпрыгнуть из окна, если быть точнее. Но не смогла.
Артём смотрит на меня несколько секунд, широко раскрыв глаза, а потом обнимает, изо всех сил сжимая, жалея, успокаивая… Я снова всхлипываю, теперь уже от жалости к себе. Парень с трудом уговаривает меня успокоиться, помогает одеться, укладывает под одеяло и садится рядом. Осторожно гладит по голове, улыбается чему-то.
— Спи. Утро вечера мудреннее.
— Я, кажется, испортила тебе свидание, — слегка охрипшим голосом произношу я. — Прости…
— Ну что ты! Ничего страшного, — он улыбается, а потом вдруг серьёзно произносит: — Я бы очень хотел сделать мир таким прекрасным, чтобы ты никогда не захотела его покинуть.
Я удивлённо смотрю на него, хочу что-то сказать, но где-то рядом звонит мой телефон. Артём приносит его мне, и я читаю сообщение с неизвестного номера: "Хочешь увидеть брата живым, приезжай". Дальше был написан адрес, который мне ничего не говорил. Мне снова стало очень страшно. Артём, заметив, как я изменилась в лице, заглянул в телефон.
— Саша в беде, — испуганно пролепетала я. Парень мгновенно вскочил.
— Собирайся. Мы сейчас же едем.
— Постой! Это может быть ловушка!
Артём смотрел на меня непонимающе.
— Генрих. Это скорее всего он.
— Да, это он, я узнал адрес. А разве у нас есть выбор? Собирайся.
— Мы не справимся одни, — я лихорадочно соображаю, кому могу позвонить в одиннадцать вечера. Родителям нельзя, Николь нельзя, Арине тоже… Рома.
Я долго смотрю на его имя в списке контактов. Гипнотизирую. Что он сейчас делает? Отзовётся ли?.. Набираю ему смску "Саша в беде, нужна твоя помощь, если можешь, приезжай" и скидываю адрес. Спустя два удара сердца приходит ответ: "Уже еду. Береги себя!".
Крошечная, почти доверху замусоренная подворотня, разбегающиеся из-под ног крысы, заунывный вой собаки вдалеке. Мы буквально летим сквозь всё это, стараясь не смотреть по сторонам. Артём придерживает одной рукой полу плаща: он взял с собой пистолет. "Наконец-то моё ужасное прошлое нам пригодится", — сказал он ещё у себя дома, в ответ на мой испуганный и удивлённый взгляд. Сейчас всё это не имело значения.
Мы с трудом находим нужный подъезд. Из-под грязной, в коричневых разводах двери слышится громкая музыка. Я нажимаю на звонок и не отрываю руку, плюнув на вежливость. Артём начинает колотить в дверь ногой.
Слышатся медленные шаркающие шаги и голос, напевающий какую-то песню. Дверь, наконец, открывается, и на пороге появляется Генрих. Я невольно отшатываюсь, Артём встаёт между мной и парнем.
— Ба! Кто к нам пожаловал! Красавчик
