Его слова так потрясли Викторию, что она попятилась, открыв его взору спину Тринити, пытавшегося поймать коня Бака. Без всякого предупреждения Бак вытащил револьвер.
– Берегись! – закричала Виктория.
Тринити бросился в сторону за секунду до того, как пуля Бака ударила в скалу около его головы. Виктория повисла на руке Бака. В следующий момент Тринити вырвал у него револьвер.
– Думаю, тебе пора ехать домой, – произнес Тринити. – Я забуду, что ты попытался выстрелить мне в спину, но если ты еще раз наставишь на меня револьвер, я тебя убью.
– Лучше убей меня сейчас, – отозвался Бак со свирепой яростью. – Если не сделаешь этого, я буду идти по твоему следу, пока ты не умрешь.
– Езжай домой, Бак, – сказала Виктория. – По пути придумай, что рассказать дяде Гранту. Я не хочу, чтобы он узнал, что здесь произошло.
– А ты едешь?
– Нет. Я не могу быть с человеком, который попытался застрелить другого в спину.
– Ты влюблена в него. Ведь так?
– Бак, я тебе уже говорила...
– Не лги мне. – Бак стер кровь с губ. – Я знаю, что ты его любишь. Я почувствовал, как ты задрожала, едва услышав его голос.
– Что толку объясняться с тобой, если ты все равно не веришь ни одному моему слову?
– Тогда уходи. Поезжай с ним. Повернись спиной ко всем, кто тревожился о тебе, охранял тебя, хотел о тебе заботиться...
– Прекрати! – почти взвизгнула Виктория. – Ты сделал все, чтобы я почувствовала, насколько я у тебя в долгу, чтобы я чувствовала себя виноватой, если поступаю не так, как тебе нравится... Но больше это на меня не действует. Я начинаю принимать собственные решения.
– Хочешь сказать, что уезжаешь вместе с ним?
– Бак, я собираюсь проехать немного по тропе с Тринити. Если хочешь, чтобы я поехала на ранчо с тобой, подожди меня здесь.
– Я и сам доберусь домой.
– Отлично. Больше не будем об этом говорить.
Тринити помог Виктории сесть на лошадь, а затем сам вскочил в седло. Она несколько раз оборачивалась, пока Бак не скрылся из виду.
– Зачем ты подрался с ним? – осведомилась Виктория, после того как они некоторое время ехали молча.
– Он не оставил мне выбора.
– Но тебе не нужно было так сильно его калечить.
– Может, ты забыла, как он напал на меня сзади два дня назад?
– Он просто был зол, – промолвила Виктория. – Он думал, что ты отнимаешь меня у него.
– Не важно, что он думал, – едко заметил Тринити. – Пуля убивает независимо от того, почему ее выпустили.
– Я это знаю.
– Тогда и веди себя соответственно. Ты винишь меня, потому что я победил. А если бы он меня застрелил, ты тоже считала бы меня виноватым?
– Теперь ты такой же невыносимый, как Бак.
– По правде говоря, многие считают, что у меня сдержанный характер. Я просто не привык, чтобы меня обзывали, когда я всего лишь пытаюсь себя защитить.
– Я не виню тебя за то, что ты стал защищаться.
– А мне показалось, что ты именно на это намекаешь.
– Наверное, я сама чувствую себя виноватой. Бак подрался с тобой из-за меня.
– Не стоит. Что бы ты ни сказала, Бака это не смогло бы переубедить. Я какое-то время слушал ваш спор перед тем, как подъехать.
Виктория повернула голову к Тринити:
– Ты хочешь сказать, что подслушивал?
– Нет нужды подслушивать, когда два человека орут друг на друга посреди горной тропы. Кроме того, прежде чем вмешаться, я хотел удостовериться, что у вас с ним не личный разговор.
– Он был личным. – Знаю.
– Тогда почему же ты вмешался?
– Он стал грубо наседать на тебя.
– Это было не твое дело.
– Может, и нет, но я чувствовал, что частично отвечаю за это.
– Почему все настроены брать на себя ответственность за то, что я делаю?
– Я подумал, что, возможно, виной этому стали какие-то мои слова. Ты вроде была готова выйти за него замуж, когда я приехал.
Виктория тяжело вздохнула.
– Знаешь, бывают моменты, когда я думаю, что, может быть, тебе действительно лучше было здесь не останавливаться.
Тринити позволил Виктории высказать все, о чем она передумала в эти дни. Она настолько увлеклась своими рассуждениями, что не замечала, как они все дальше отъезжали от ранчо.
Не замечала она также, что чем дальше они отъезжали, тем напряженнее становился Тринити.
Она говорила почти два часа, когда, спохватившись, резко натянула поводья.
– Где мы? – спросила она. – Я не узнаю ничего вокруг.
– Мы все еще на земле твоего дяди, – успокоил ее Тринити. – Это одна из троп. Похоже, по ней редко ездят.
– Мне лучше повернуть назад, – сказала Виктория. – Понадобится, наверное, несколько часов, чтобы вернуться на ранчо.
– Проводи меня до другой стороны гребня, – попросил Тринити.
Виктория обратила внимание, что глаза его не сверкают как обычно. Он казался странно напряженным, даже расстроенным. Ее даже обрадовало то, что он, видимо, грустил о предстоящей разлуке.
– Мне лучше повернуть назад, – промолвила она. – Не стоило забираться так далеко. Не знаю, почему ты позволил мне столько всего наговорить.
– Я люблю тебя слушать.
– Спасибо, но я тревожусь о Баке. Ты действительно его покалечил.
– Ты только о нем и думаешь?
– Нет. – Она решила сказать правду. – Я много думала о тебе, но решила больше не задавать вопросов. Легче будет тебя забыть, если я не буду знать о тебе слишком много.
– Ты собираешься меня забыть? – спросил Тринити. Прозвучавшее в его голосе уязвленное самолюбие заставило Викторию улыбнуться.
– Постараюсь. Я и так живу со множеством призраков. Мне не нужно новых.
– Уверена, что не хочешь подняться со мной на самый гребень?
– Я не могу.
Тринити пожал плечами, признавая необходимость сделать то, что делать не хотел.
Он подъехал вплотную к Виктории.
– Видишь розовый выступ, налево от седла?
– Да, – кивнула она, не понимая, при чем тут этот гребень.
– Поехали туда.
И прежде чем Виктория смогла спросить у Тринити, что он имеет в виду, он испустил оглушительный вопль и резко хлестнул по крупу ее лошадь. Заржав от боли и страха, лошадь рванулась вперед.
Действия Тринити были настолько внезапны и неожиданны, что Викторию охватила паника.
Когда они въехали на гребень, она попыталась остановиться, надеясь, что Тринити сейчас все объяснит. Однако он продолжал гнать вперед, нахлестывая ее лошадь, пока они бешеным галопом не достигли другой стороны хребта.
Внезапное подозрение пронзило ей сердце ледяной иглой.
– Что ты делаешь? – вырвалось у нее.
Лицо Тринити не отражало никаких чувств. На нее смотрели холодные глаза незнакомца.
