Сэм увидел ее лицо, и его раздражение мгновенно сменилось тревогой.
— Тебе плохо? Ты заболела?
— Нет, — отрезала Линди, отшатнувшись от его протянутой руки. — Просто нужно срочно с тобой поговорить.
Она повернулась и зашагала прочь, не дожидаясь, пока он пойдет за ней.
Сэм догнал ее, бросив краткое распоряжение съемочной группе. Только когда он закрыл за собой дверцу трейлера, Линди заметила, что он в костюме — на нем был смокинг с черным галстуком.
— Ты мне объяснишь, в чем дело?
Он смотрел настороженно, но, видимо, готов был взорваться в любую минуту. Линди видела его как будто издалека.
— Я говорила с Магдой...
— И только-то? — Сэм заметно расслабился. — Черт, никогда больше не возьму в команду человека под влиянием сантиментов... Я тебе все объясню про Магду.
Линди нетерпеливо отмахнулась.
— Она сказала, что у тебя есть сын.
— Она так сказала?
По лицу Сэма ничего нельзя было прочесть, но он не отрицал... Господи, пусть он скажет, что это неправда! Ну, пожалуйста!
— Это так, Сэм?
Казалось, все происходит как в замедленной съемке. Линди отчетливо запомнила мельчайшие подробности этой сцены.
— Я рассказал бы тебе о нем в свое время.
— И когда же оно наступило бы?
Она говорила резко, осуждающе. Сэм протянул было руку, чтобы коснуться ее, но его остановило выражение ее глаз — она смотрела на него с ледяным презрением. Сэм даже попятился.
— Судя по твоей реакции, это не имеет значения.
Солнечный день неожиданно померк. Линди вдруг стала для него чужой.
— Понимаешь, Бен...
— Ты даже знаешь, как его зовут? — бросила она.
— Бену скоро будет тринадцать.
— Я понимаю, что считать ты умеешь. А сколько раз ты присутствовал на дне его рождения?
В глазах Сэма промелькнула боль, но Линди ничего не замечала — она была слишком поглощена своим горем. Как могла она быть такой дурочкой! Поддалась его обаянию, а оказывается, это все внешнее. На самом деле он такой же, как Пол.
— Это было невозможно в силу определенных причин...
— Ну конечно, — презрительно усмехнулась она. — Причины всегда найдутся. Такие, например, как обыкновенная непорядочность. Теперь мне понятно, почему ты удрал из Огайо. Побоялся ответственности...
— Если ты послушаешь меня хоть минуту, я тебе объясню, почему я уехал искать работу в других краях. Господи Боже, нам было всего по восемнадцать лет.
— Нам? Просто удивительно, что заодно с ребенком ты не забыл благополучно и про мамочку!
В глазах Линди ссылки на возраст и неопытность не могли служить оправданием. Она и сама была молода и неопытна тогда, много лет назад, и, тем не менее, все последствия обрушились на нее. Если бы она не была тогда так молода и так раздавлена всем случившимся, может быть, сегодня она не стала бы переносить свои чувства на незнакомую ей женщину.
— Я не забыл ни Бена, ни Мерилин. — Сэм не повышал голоса, но каждое слово дышало враждебностью. Стиснув зубы, он продолжал со свирепой улыбкой: — Странное дело, я почему-то не думал, что ты видишь мир в черно-белом цвете, без полутонов.
Его осуждение только подстегнуло ярость Линди. Да как он смеет смотреть на нее свысока?
— Не может быть никаких полутонов, когда мужчина бросает своего ребенка на произвол судьбы! Имей хотя бы мужество признаться в том, что ты совершил!
— Какая ты высокоморальная особа, Розалинда. — Сэм уже не скрывал своего презрения. — Что ж, я готов признать, что действительно совершил ошибку. Думал, что ты способна на сочувствие, на душевное тепло. Бедные твои пациенты, если ты и на работе столь же беспощадна!
— Сочувствие я берегу для женщины и ребенка, которых ты предал! — выкрикнула Линди. Как он все вывернул наизнанку, ее же и упрекает! Совсем стыд потерял!
— Никого я не предавал, но с тобой мне что-то не хочется это обсуждать.
— Потому что я оказалась не такой доверчивой дурочкой, за какую ты меня принимал?
— Ты не та, за кого я тебя принимал, вот это точно.
— Вот и хорошо, что наш роман был обыкновенной интрижкой на съемочной площадке. Ты ведь сам говорил, что это дело житейское, не о чем и говорить.
Сэм пожал широкими плечами и распахнул дверь, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Затем обернулся и холодно посмотрел на Линди.
— Может, я и не очень часто вижусь со своим сыном, зато, по крайней мере, могу быть уверен, что его воспитывает не такая вот лицемерная ханжа!
Линди гневно вскрикнула, не находя слов от возмущения. Сэм зло засмеялся:
— Что тебя так рассердило: «ханжа» или «лицемерная»? Может, и у тебя найдется скелет в чулане? Вижу, что найдется! — Казалось, страдальческое выражение ее лица доставило ему жестокое удовольствие. — Успокойтесь, доктор, ваше темное прошлое меня абсолютно не интересует.
Он захлопнул дверь с такой силой, что даже трейлер закачался.
Когда два часа спустя Хоуп встретила Линди у своей машины, то не увидела на ее лице и признака слез. Нервная дрожь тоже уже прошла. Линди словно погасла. Ушел тот внутренний свет, которому так радовалась Хоуп. Глядя в пустые глаза сестры, Хоуп чуть не вскрикнула от переполнявших ее чувств.
— Вы поссорились. — Это был не вопрос, а утверждение. — Сэм просто в клочки разносит всякого, кто подвернется ему под руку. Он играл сегодня так, что даже я перепугалась. Глядишь, благодаря тебе получит «Оскара». В его игре всегда чувствуется какая-то сдержанность, как будто он не раскрывается до конца, но сегодня он просто пустился во все тяжкие!
— Всегда рада быть полезной, — с горечью ответила Линди. Господи, эти люди думают только о себе и своих делишках! Скорей бы вернуться домой, к нормальной жизни.
— Ой, прости, я ведь на самом деле переживаю за вас. Но вы наверняка помиритесь.
— Я ненавижу и презираю Сэма Рурка и надеюсь, что никогда больше его не увижу!
Она говорила с такой яростью, что Хоуп даже вздрогнула.
— Ты сама на себя не похожа. А насчет никогда не видеть — у тебя же контракт еще на три недели. После этого мы возвращаемся на киностудию, и ты снова — вольная пташка.
Линди застонала.
— Боже мой! Я и забыла о контракте! Нет, я не смогу.
У нее задрожали губы, и она прижала руку ко рту. Еще три недели работать с ним вместе? Внутри у нее все сжалось от ужаса.
— Ну, давай я объясню Сэму, что ты очень расстроена. Он, наверное, не станет тянуть из тебя жилы.
Линди резко вскинула голову.
— Расстроена? — повторила она гневно. — Я совсем не расстроена, пусть он не надеется, гад ползучий! Я ему покажу, что он меня ни вот столечко не волнует!
