– И хотел бы, да где денег взять? Я на мели. – Он вытащил из кармана бумажник и раскрыл его. Она успела заметить несколько долларовых бумажек, хотя она заплатила ему за помощь в уборке домов за прошлую неделю. И не потому, что он заработал. Даже самые простые задания он делал из-под палки. Одна морока с ним.
– Брал бы пример с Марка Кокса. Он звонит и спрашивает работу. А когда получает работу, делает ее на все сто. Его я с чистой совестью могу порекомендовать кому угодно. Краснеть не придется.
– Ты хочешь, чтобы я брал пример с Марка Кокса? Ну ты даешь, мама. А почему бы не пожелать мне брать пример с кинозвезды или баскетболиста, у кого действительно денег куры не клюют.
Он ушел, хлопнув дверью. Теперь жди его под утро. Опять она будет как на иголках. Может, у него и правда с деньгами сейчас не густо, но свинья грязи найдет. Умудрялся же он раньше добывать наркотики, не имея за душой ни цента.
Фенелда гнала от себя мысль, что он ворует, но положа руку на сердце она не послала бы его одного ни в один из домов, где убиралась.
Что может быть печальнее, когда родная мать не доверяет сыну! Она была даже рада, что муж, упокой Господи его душу, не дожил до такого позора.
Миган оценивающим взглядом смотрела на поставленную елку.
– Криво.
Барт отложил елочные лампочки, которые только что извлек из коробки.
– А по мне, так ровно.
– Да нет, смотри. Чуть направо завалилась.
Он подошел и встал рядом.
– Ты что, заделалась критиком рождественских елок?
– Терпеть не могу, когда что-то не так. Меня тогда так и подмывает поправить.
– А по мне, так пусть стоит, как стоит, лишь бы не падала. – Однако он опустился на четвереньки и подполз под елку.
Зад у него выпятился, и Миган невольно поймала себя на мысли, что не может оторвать взгляд от его крепких ягодиц. Вот тебе и беременная, а как до дела доходит, так ее не оторвешь. Хотя, что и говорить, вид у Барта очень сексуальный.
– Скажи, когда будет прямо.
– Чуть-чуть влево. Еще капельку. Отлично.
– Вот голос женщины. – Он попятился и выполз из-под елки. – Сейчас повешу лампочки, если ты сделаешь воздушную кукурузу и какао, – проговорил он, ероша себе волосы.
– Воздушную кукурузу? А ты что, обедать не будешь?
– Кто – я? К тому же мы можем сегодня попозже пообедать. Я все беру на себя.
– Неужели? Ты, наверное, хочешь сказать, что откроешь банку супа?
– Ни капли благодарности.
Миган пошла на кухню и сунула пакет кукурузы в микроволновую печь, поставив ее на пять минут. Скрючившись в три погибели, она извлекла с нижней полки кипятильник. Разогнуться оказалось еще труднее.
– Я вижу, малышка, орудовать на кухне для нас суровое испытание.
Пока подходило молоко, она тщательно смешивала какао, сахарный песок, ваниль и ложку молока до получения однородной массы, а сама думала о мамином звонке. Забавно, но раньше мысль о сходстве матери и Джона ей как-то в голову не приходила. А сегодня, слыша ее рассуждения о ребенке, она вдруг отчетливо это поняла. И подумать только, они чуть не поженились.
Миган попыталась отогнать докучливые мысли. Сегодня она решила взять тайм-аут и не забивать голову мыслями о родственниках, убийцах и еще не родившихся сиротах. Сегодня они украшают елку.
Она посмотрела в окно. Солнце склонялось к горизонту, окрашивая края облаков в желтые и оранжевые оттенки. Дом наполнял голос Бинга Кросби, певшего «Белое Рождество». Голова чуть кружилась от терпкой смеси жареной кукурузы, какао и еловой смолы. А перед глазами маячила крепкая фигура агента ФБР, развешивавшего фонарики на Рождественскую елку.
Вся сцена казалось нереальной и в то же время настолько реальной, что хотелось, чтоб она запечатлелась навсегда.
Друзья позеленели бы от зависти, если бы увидели его сейчас, подумал Барт, обходя елку и закрепляя провода с лампочками. Рождественская елка в необъятном доме на берегу Мексиканского залива. Об этом можно было только мечтать. А если еще добавить к этой пасторали женщину, столь красивую и умную, что голова кружится и хочется залезть в постель, а там будь что будет…
Этот Джон последний осел. Упустить такую женщину. Да таких днем с огнем не сыщешь. Он, конечно, не эксперт по части женщин. Он так никогда и не мог понять, что им надо от мужчин, о чем свидетельствовал его неудачный брак.
Он посмотрел на вернувшуюся Миган.
– Вот это жизнь. Красивая женщина входит с едой. Только это не для моего начальника. А то он не заплатит мне.
– Лично я ему не скажу, если, конечно, ты не сбежишь, не доделав елку.
– Самое трудное позади. – Он отшвырнул носком ботинка пустую коробку из-под гирлянды лампочек и включил штепсель в розетку. Сотня разноцветных огоньков замигала по всей елке. – Ну как? Инспектор по елкам принимает работу?
– Красиво.
– Все лампочки на месте?
– Вполне. – Она опустила глаза и погладила живот. – Что ты говоришь, малышка? Хочешь выглянуть и посмотреть? Прекрасно. Подожди до Рождества, и будешь с нами. Только не вылезай сегодня.
Барт взял чашку с какао, не отрывая глаз от Миган. Он не знал, чем был вызван этот звонок по телефону, но, насколько он понял, мать беспокоится, как бы Миган не оставила ребенка, поскольку подруга ее погибла и некому позаботиться о младенце.
Он слышал, как Миган сказала, что не собирается оставлять ребенка, но у него были серьезные сомнения на сей счет. Женщина, которая разговаривает с еще не родившимся ребенком, едва ли так просто расстанется с ним, когда он появится на свет Божий.
Впрочем, это не его ума дело. Его забота – сохранить ей жизнь.
– Какой у тебя был лучший подарок на Рождество? – спросила вдруг Миган, вешая на ветку блестящий красный шарик.
– Надо подумать, – ответил он. – Пожалуй, велосипед, который мне подарили, когда мне было шесть лет. Я был в таком неописуемом восторге, что стал кататься на нем по снегу. А у тебя?
– Кукла. Мне было четыре годика. Она где-то здесь в доме, наверное в одной из коробок в куполе. Я просила маму подарить мне сестренку, но она решила отделаться куклой.
Барт стал тоже вешать игрушки. Он вешал их повыше, чтобы ей не тянуться.
– А какой лучший подарок сделала ты?
– В смысле? Самый дорогой или самый восхитительный?
– Который был тебе дороже всего.
– Надо подумать. – Миган взяла горсть жареной воздушной кукурузы и очередную игрушку. – Пожалуй, это был первый год в колледже. Я нарисовала «Пеликаний насест» и написала стихотворение про бабушку. И все это подарила ей на Рождество. Она прочитала стихотворение, расплакалась и сказала, что это лучший Рождественский подарок в ее жизни. Мы обе расплакались. Картина висит в коридоре.
