Шон холодно посмотрел на Надин и криво ухмыльнулся:
– Куда ты собиралась попасть с моей помощью.
Она не стала отрицать этого. Надин действительно ждала, что Шон поможет ей получить роль в каком-нибудь фильме.
– Люк забыл упомянуть еще об одном, когда посочувствовал твоей участи, – о том, что ты всегда использовала мужчин, чтобы добиться своего. Сначала тебе был нужен Джеми Колберт, затем понадобился я. А когда мне не удалось достать для тебя роль, ты меня попросту бросила!
– Это неправда!
– Нет, правда! – Лицо Шона потемнело от гнева. – А теперь можно бросить и Колберта, раз ты нашла работу на телевидении, не так ли? Новая карьера – и Колберта в отставку!
– Джеми только друг, – шепотом возразила Надин и, видя приближающегося к их столу Люка, сказала: – Хватит, прекратим этот разговор.
В следующую минуту Люк поставил перед Шоном коктейль, украшенный сверху орхидеей и бумажным зонтиком. На край стакана была надета долька манго.
– К этому великолепию страшно притрагиваться! – воскликнул Шон, изображая восхищение на лице.
И тут одна сногсшибательная красотка, ученица Люка, уселась рядом с Шоном, вскинула на него свои ресницы и прощебетала:
– Разрешите мне облегчить вашу задачу. – С этими словами она скомкала бумажный зонтик, приколола орхидею себе в волосы, а затем отправила в свой кукольный ротик дольку манго. Влажным призывным взглядом она не отрываясь смотрела на Шона, а он с ленивой улыбкой наблюдал за этим спектаклем.
Надин против воли почувствовала укол ревности. Как она ненавидела всех этих особ женского пола, пытавшихся обольстить Шона.
В это время Люк громко объявил:
– Я собираюсь писать портрет Надин. Вы можете присутствовать, наблюдать, как я работаю, задавать вопросы и делать замечания. Это будет частью наших с вами занятий. Рисовать я буду после ленча. А в первой половине дня все остается как прежде.
Надин перехватила неприязненный взгляд Шона. Ему явно не доставляла удовольствия мысль, что Люк будет писать ее портрет, а ей придется позировать ему. Надин отметила это не без злорадства.
Предложение художника пришлось очень кстати. Пока он будет рисовать ее, Шон не сможет ей досаждать. Она будет занята целый день, а уж на ночь постарается как следует запирать свою дверь. А там и пятница, когда самолет унесет ее в Майами. Разве это не то, чего она хочет? Убежать от Шона и больше никогда не видеться с ним!
Грег Эрролл перезвонил Надин на следующее утро и сообщил ей, что сделал все необходимые распоряжения для организации ее поездки в Майами. «Самолет прибудет в десять часов утра, так что, пожалуйста, не опаздывайте, пилоты не смогут долго ждать», – попросил он ее. Она пообещала быть готовой к десяти и не задерживать самолет.
Писать ее портрет Люк начал на следующий же день. С первого часа работы в студии собралась толпа учеников. Люди приходили, молча наблюдали, как Люк работает, и уходили. Затем приходили другие. Люк и Надин привыкли находиться на публике, и присутствие посторонних их не слишком смущало. Правда, Надин предпочла бы остаться без зрителей, особенно к концу сеанса, когда она уже порядком уставала. Ей гораздо больше нравилось, когда в мастерской не было никого, кроме Люка.
Она стояла, поставив одно колено на сиденье стула и держась за спинку обеими руками, голова повернута к художнику. Так поставил ее Люк, и ей было не слишком трудно оставаться в одном положении в течение всего сеанса.
Люк постоянно шутил, так что она даже сказала ему, что, если он хочет, чтобы она не улыбалась, он не должен смешить ее.
В ответ Люк рассмеялся, уверяя Надин, что как раз и хочет запечатлеть ее улыбку. Ему нужна живая женщина, а не какой-то там манекен.
– Не хочу писать то, что видят все, – красотку с обложки журнала. Хочу отразить то, что у вас внутри, ваш духовный мир. А для этого нужно, чтобы вы говорили со мной.
Его идея не слишком понравилась Надин.
– Не уверена, что обрадуюсь, если кто-то будет читать мои мысли.
– Ну что вы, читать чужие мысли я не умею. Должно быть, я не слишком точно выразился – я хотел бы изображать не просто красивое личико, а сильную, необычную женщину. Расскажите мне о себе, как вам удалось стать фотомоделью?
Она рассказала ему о Джеми Колберте, избегая смотреть в многочисленные зеркала, расставленные в мастерской, в которых она отражалась. Эти отражения казались ей какими-то странными, неполными, но через пару дней она уже не замечала ни зеркал, ни собственных многочисленных отражений.
Если бы только ей удалось с такой же легкостью не замечать повсюду подстерегавшего ее Шона. Надин старалась как можно плотнее заполнить свой день: по утрам она рисовала, во второй половине дня позировала Люку. Но когда бы она ни оказывалась на берегу, тут же рядом появлялся Шон, а постояльцы гостиницы тактично старались оставить их одних. Они думали, будто делают доброе дело! Знали бы они!
Пока Надин рисовала, Шон играл в теннис на корте и день ото дня становился все смуглее и смуглее. Люк иногда проводил занятия вне студии – в саду, на берегу или рядом с площадкой для гольфа, и Шон всегда норовил попасться Надин на глаза.
Иногда он заглядывал в мастерскую художника, чем приводил Надин в немалое смущение.
В один знойный день во время сеанса Надин смутилась настолько, что Люк отложил кисти.
– Вы, должно быть, очень устали? Отдохните, – предложил он ей. – В любом случае на сегодня достаточно.
Надин выпрямилась, чувствуя, что нога да и плечи тоже совершенно затекли. Она потянулась, чтобы снять напряжение.
– Мне кажется, вам сейчас не повредит массаж, – сказал Люк. – Садитесь. Посмотрим, смогу ли я вам помочь.
Надин повиновалась и села, совсем не думая о том, как это будет выглядеть со стороны. Сильные руки художника опустились на ее плечи и принялись разминать затекшие мышцы, снимая накопившееся за время сеанса напряжение. Надин стала приходить в себя:
– Просто удивительно, Люк!
– Вам уже лучше? – засмеялся художник. – Ну что же. Рад был облегчить ваши страдания, Надин.
– Спасибо, я замечательно себя чувствую, – ответила Надин, с благодарностью глядя на него.
Шон, не выдержав, подошел к ним. Мрачный как туча, губы побелели от злости. Надин вся сжалась под его взглядом. Поспешно обернувшись к Люку, она проговорила:
– Еще раз благодарю вас, Люк. Пойду приму душ и отдохну перед обедом, – с этими словами Надин вышла из студии.
По дороге ее догнал Шон. Какое-то время они шли молча, но у самого номера Надин остановилась и преградила ему дорогу. Убедившись, что вокруг никого нет, она набросилась на него:
