— А как насчёт Филиппа? — спросила Софи.
Ханна могла бы попросить его о помощи, или даже настоять на этом, ведь подарки принадлежали и ему тоже, но что-то подсказывало ей, что сейчас короля лучше оставить одного. И хотя за эти две недели он ни разу не показался ей печальным или скучающим, но, когда они вернулись домой, Филипп немедленно ретировался в свои комнаты, не забыв упомянуть о кузене, с которым запланировал на сегодня поиграть в гольф, несмотря на то что официально их медовый месяц еще не закончился.
— Он сейчас с Чарлзом, — неохотно пояснила она, готовая поклясться, что заметила неудовольствие в глазах Софии. Но кем та недовольна? Филиппом, который ушел, или ею, которая позволила ему это?
Ханна не была уверена, что хочет это узнать. Ей не хотелось разочаровывать в себе Софию, хотя она и не могла точно сказать, почему. Возможно, потому, что та была такой сильной, ведь она всегда знала, чего хочет, и не боялась бороться за это.
Ханна от всей души надеялась, что когда-нибудь и она сама станет такой же.
Когда девушки начали распаковывать подарки, а Элизабет направилась на поиски помощников, принцесса придвинулась к Ханне поближе.
— Как прошел ваш медовый месяц?
— Все было чудесно. Просто замечательно.
— А теперь он решил улизнуть?
— Это не так, — проговорила Ханна, хотя и подозревала, что принцесса права. — Кому же не захочется побыть одному после двухнедельного отпуска вместе?
— Тебе, как мне кажется.
В эту секунду она едва не возненавидела Софи за то, что та могла так легко прочитать ее мысли.
— Вчера вы даже не спали с ним вместе, — добавила принцесса.
Как же она могла об этом узнать?
— А что, у тебя есть шпионы, которые за нами следят?
— Кому нужны шпионы? Ваши комнаты находятся прямо напротив моего имения, а каждое окошко я знаю назубок. Вчера ночью свет горел и у него, и у тебя.
Ханна не знала, как убедить ее в том, что все в порядке. Поэтому даже не стала и пытаться.
— Это просто займет время.
— Ты на самом деле в это веришь?
— Да. Я действительно собираюсь приложить все усилия, чтобы у нас с Филиппом все было хорошо.
Софи улыбнулась:
— Тогда, полагаю, у тебя все получится.
Должно быть, Ханна смутилась, потому что сестра Филиппа по-доброму рассмеялась и взяла ее за руку.
— Ты мне нравишься, Ханна. Думаю, ты очень подходишь моему брату. Ему требуется кто-нибудь, кто будет постоянно давать ему пинка под зад, подталкивая в нужном направлении. Почаще напоминай ему, что он всего достоин.
— Чего всего?
— Счастья. Любви.
— Но почему он должен в этом сомневаться? Я знаю, что ваши родители были достаточно холодны, но вашей с Филиппом вины в этом нет.
— А ты попробуй объяснить это маленькому ребенку. Когда твои родители тебя не любят, то начинает казаться, что что-то не так именно с тобой. Ты думаешь, что по какой-либо причине ты этой самой любви недостоин.
Ханне трудно даже было представить себя в подобной ситуации. Мысль о том, что ее родители могли ее не любить, была слишком от нее далека.
— Прибавь к тому же всех женщин, расточавших ему комплименты и поцелуи. Из-за денег, короны и всей этой внешней мишуры. Ты ведь просто не будешь знать, кому верить. И верить ли вообще.
— Но ведь ты, кажется, все это осознаешь.
— Осознавать еще ничего не значит, Ханна, мои отношения с мужчинами еще ни разу не длились больше четырех месяцев. Что ты об этом думаешь? — принцесса пожала плечами. — Это то же самое, что убеждать алкоголика перестать пить и ожидать, что он немедленно забудет о своем пагубном пристрастии.
Все это было так… грустно.
Должно быть, Софи вновь прочитала чувства Ханны по выражению ее лица.
— Я говорю это не для того, чтобы ты меня пожалела. Я просто хочу показать, против чего ты сражаешься. Ты действительно ему дорога, в этом я абсолютно уверена. Пусть даже он и не может это нормально продемонстрировать. Это действительно займет время…
— А я и не тороплюсь. Все равно я добьюсь того, чтобы все у нас наладилось. И не важно, сколько времени на это уйдет.
София улыбнулась:
— Я рада. А теперь хватит, будем разбираться с подарками. Пойду позвоню домой, может быть, найду еще кого-нибудь.
— А я начну распаковывать подарки.
— Буду через минуту, — пообещала сестра Филиппа, исчезая за дверью.
До этого времени Ханна не осознавала, насколько же ей повезло с родителями. И она ощутила себя виноватой перед матерью.
Мама была права, когда говорила, что Ханна ведет себя нечестно. Может быть, подсознательно девушке было обидно, что она больше не является центром вселенной для своей матери, ведь теперь она уже не жила с ней, хотя еще и не успела до конца обосноваться в новой жизни.
И Ханна не знала, что ей теперь делать, как себя вести. Раньше она могла бы обратиться за советом к отцу, ведь он знал ее лучше, чем все остальные. Он понимал ее.
А теперь его нет, и первый раз в жизни ее судьба полностью зависела от нее самой.
Когда Филипп вернулся во дворец, было уже около одиннадцати. Заметив свет, горевший в кабинете Ханны, он зашел внутрь и обнаружил ее сидящей среди громадной кучи свадебных подарков.
И понял, что рад видеть свою жену, очень рад. Целый день он не думал практически ни о чем, кроме ее улыбки… Поэтому и решил, так сказать, отойти назад. Филипп не хотел вводить Ханну в заблуждение — в их жизни ничего не изменилось.
Гора упаковок, на которую он наткнулся вчера, зайдя, чтобы взять книжку, уменьшилась как минимум вдвое, а то, что осталось, было аккуратно рассортировано по размерам.
— Ты сделала все это сама?
Ханна подняла голову, но ее улыбка была не такой яркой, как обычно.
— Мне помогли. Надеюсь, ты не возражаешь, что мы начали без тебя.
— Нет.
— Я так и подумала.
Как он успел заметить, она еще ни разу не снимала ожерелье, которое он ей подарил.
— Что же мы получили?
— Много хрусталя, серебра, постельного белья… Я даже не представляю, куда все это можно деть.
— На склад? — предложил Филипп.
— И пусть все эти вещи пропадают впустую? Мне, конечно же, приятна такая всеобщая щедрость, но, по-моему, это уж чересчур.
Ханна выглядела искренне расстроенной, и тут он понял, что ее прохладное приветствие не имело ничего общего с его поведением. Ханна расстроилась из-за подарков. Ей портила настроение ее совесть, а не его всегдашняя боязнь серьезных отношений. И, несмотря на то что Филипп пытался убедить себя в обратном, он почувствовал облегчение. Видеть Ханну несчастной ему совершенно не хотелось, а осознавать, что в этом его вина, тем более.
