Однако Ноэль, видимо, не думала о подобной опасности. Весело хихикая, она схватила Бенедика за длинные волосы и таким образом притянула к себе голову рыцаря.
— А вот и поймала! — радостно возвестила девушка.
Хотя Бенедик нисколько не испытывал боли, ее несильный рывок проник куда глубже, под череп, вызывая незнакомые доселе ощущения. Ресницы Ноэль были влажны от растаявших снежинок, глаза ярко блестели, а розовые губы обнажали два ряда безукоризненно ровных белоснежных зубов. Ослабив напряжение мышц, он всем телом опустился на нее, как бы ища успокоения на упругой девичьей груди.
К его удивлению, Ноэль не стала возмущаться. И сладострастно улыбаться — тоже. От ее ясного взгляда и от того, что маленькая ручка в варежке поднялась и погладила его по щеке, у Бенедика кругом пошла голова, а в горле намертво встал непроходимый ком, мешая говорить.
— Бенедик… — прошептала Ноэль.
Господи! Да ведь он хочет ее. Не просто ее тело, а ее всю — ее радость, умение бездумно веселиться, ее душу. Внутри его все напряглось, и, не раздумывая дальше, он впился в ее полураздвинутые губы, тогда как плоть его едва не раздвигала ее бедра, скованные юбками и накидкой. Жар, возникший между ними, воспылал с такой неистовой силой, что снег, казалось, растаял вокруг на расстоянии квадратного метра.
Пальцы Ноэль блуждали по спутавшимся волосам Бенедика, а он уже понял, как доставить ей удовольствие: потерся губами о ее розовую щеку, и она слизнула с губ снежинку, упавшую между поцелуями и еще не успевшую растаять.
— Бенедик, — тихо пробормотала она, но больше не смогла произнести ни слова, ибо он вновь запечатал поцелуем ее благоухающий рот. Желание захлестнуло его безумной волной. Вот она — та гавань, к которой он стремился всю жизнь, тот дом, в котором его ждет Ноэль, самая прекрасная женщина на свете…
Только не может он позволить ей остаться.
Он слишком загрубел в боях, чтобы менять сейчас образ мыслей, жизненный уклад, да вообще все. Он не может, подобно юнцу, валяться в снегу, а самое главное — он не в состоянии подарить Ноэль то, что она заслуживает.
Бенедик посмотрел в ее лицо, ставшее за несколько дней таким родным, и вздохнул. Как хотелось бы ему обо всем забыть и поверить и в рождественское волшебство, и в исполнение желаний, и в существование любви. Но ему нельзя быть слабым.
Поднявшись на ноги, Бенедик потянул за собою Ноэль и стряхнул снег с ее накидки. Не внимая протестам разочарованной девушки, он отослал ее в замок сушиться, а сам направился к лесу, всей грудью вдыхая морозный воздух, словно это могло привести в порядок его растревоженные мысли. Однако на полпути вдруг развернулся, быстрыми шагами пошел к конюшне и распорядился вывести своего скакуна.
Сев в седло, Бенедик пустил коня галопом, только теперь ощутив себя в своей родной стихии. Направив лошадь к лесу, он принялся размышлять о том, что вел себя непростительно легкомысленно. Ему нельзя было потакать детским прихотям Ноэль, нельзя было поддаваться собственной слабости. Чем он лучше своего отца, раз тоже не может справиться с требованиями плоти?..
Но что же делать с собою, если душа так и рвется к Ноэль, если теперь без нее невозможно жить?
Стоя у окна, Бенедик смотрел на простирающийся перед ним пейзаж. На улице потеплело, появились проталины, а то место в саду, где они целовались с Ноэль, уже ничем не напоминало о тех радостных минутах, что доставила ему эта чудесная девушка.
Издав тяжелый вздох, Бенедик перевел взгляд на крепостную стену, по которой взад-вперед расхаживал часовой. И он когда-то был таким же молодым, но сам, по собственной воле, стал таким, каким и хотел, — суровым, жестким, неподвластным обыкновенным человеческим чувствам. Теперь он понимал, что убивал не только других, но и себя, а сейчас уже слишком поздно склеивать то, что разбито.
— Я вижу, вы с головой ушли в воспоминания, сэр рыцарь.
От звука знакомого голоса Бенедик вздрогнул и медленно повернул голову к Ноэль, боясь заметить разочарование в ее лице. Однако она была все такой же — прелестной и безмятежно-простодушной.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — произнес он.
Ноэль кивнула в сторону стражника.
— Вы твердите, что стремитесь к миру и спокойствию, но всякий раз, когда я стараюсь растормошить вас, начинаете сопротивляться. Зачем вы уходите в себя, зачем отгораживаетесь своим прошлым как щитом?
— Прошлое — это все, что у меня осталось, — хриплым голосом проговорил Бенедик и снова отвернулся к окну. Сейчас ему совсем не хотелось выслушивать нотации Ноэль и ее мудрствования на философские темы. Беззаботные игры и загадывания желаний вполне в духе юной девицы, ему же остается другая участь.
— Вздор! — с жаром воскликнула Ноэль. — Вы умеете читать и писать, вы хозяин большого замка и хорошо управляете своими подданными. А они вас любят, Бенедик, и их благополучие зависит от вас. Забудьте о прошлом, давно пора думать о будущем.
Увещевания Ноэль начали раздражать Бенедика. Что может знать о жизни эта избалованная девица семнадцати лет от роду? От того, что видел и, самое главное, делал он, она бы давно упала в обморок. Да что она, любой взрослый мужчина дрогнул бы.
— Уходите, — мрачно пробормотал Бенедик, с каменным лицом глядя на стены замка, — ваш детский лепет утомляет меня.
Но напугать Ноэль было не так легко.
— Вижу! — заявила она и, встав прямо перед Бенедиком, заслонила собою окно. Скрестив руки на груди, она взглянула на него с таким бесстрашным видом, что Бенедик оторопел. — Но вижу и еще кое-что. Вам себя сейчас слишком жалко. Чтобы оставить свой след на земле, вы боролись одним-единственным образом, какой вам известен, — пускали в ход свой меч и убивали врагов, а теперь думаете всю оставшуюся жизнь каяться и замаливать прошлые грехи. Так ведь? Хотите есть себя поедом и заниматься самоуничижением, благородный рыцарь?
Бенедик побагровел от гнева. Неужели эта девица, нежданно-негаданно свалившаяся ему на голову, смеет над ним издеваться?
А Ноэль, постукивая каблучком по полу, с негодованием продолжала, словно бросая ему вызов:
— Хотите знать мое мнение? Мне кажется, что вам просто нравится страдать; вы сами наложили на себя епитимью и теперь упиваетесь выдуманной карой. Только знайте: тем людям, чья кровь на ваших руках, это бы не понравилось. Оправдаться перед их памятью можно, лишь вернувшись к нормальной жизни.
Бенедик только открывал и закрывал рот, но она не давала вставить ему и слова.
— Улыбнитесь же, Бенедик, — сказала Ноэль, положив ладонь на его плечо, — вам нужно успокоиться и научиться радоваться — если не со мною, так с другой женщиной. Женитесь, создайте семью, нарожайте детей, своих наследников, кому вы сможете передать то, что завоевали с таким трудом. Поделитесь собой с будущей семьей, со своими подданными, с теми, кто вас окружает. Вы ведь такой прекрасный человек, Бенедик…
