— Улыбнитесь же, Бенедик, — сказала Ноэль, положив ладонь на его плечо, — вам нужно успокоиться и научиться радоваться — если не со мною, так с другой женщиной. Женитесь, создайте семью, нарожайте детей, своих наследников, кому вы сможете передать то, что завоевали с таким трудом. Поделитесь собой с будущей семьей, со своими подданными, с теми, кто вас окружает. Вы ведь такой прекрасный человек, Бенедик…
Ноэль остановилась на полуслове и пытливо вгляделась в лицо Бенедика. Пальцы ее нервно сжались на его плече.
— Почему, ну почему вы отказываетесь видеть себя в хорошем свете? — прошептала она. — Это из-за вашего отца, да? Из-за того, что он оставил вашу маму? Неужели вы думаете, что незаконнорожденный не может быть счастлив?
Не отвечая, Бенедик смотрел на девушку, храбро бросавшую ему в лицо слова, которых никогда прежде он не слышал ни от единого человека. Сердце его гулко билось в груди, но ударам его не удалось заглушить голос разума. А тот твердил одно: надо прогнать Ноэль или уйти самому, чтобы в уединении своих покоев забыть то, что она говорила.
Некоторое время Ноэль молча смотрела на него, а потом тихим голосом повторила:
— Вы прекрасный человек, Бенедик, и вы честно заслужили ту награду, которую предоставляет вам жизнь. Так хватайтесь же за нее обеими руками, пока она не рассыпалась в пыль.
И тут белые пальчики соскользнули с его плеча. Круто развернувшись, она пошла к лестнице, оставив рыцаря безмолвно стоять у окна. Больше всего Бенедика разозлило то, что она не дала ему возразить.
Нет! Его подопечная не права, она жестоко ошибается — он не какой-нибудь отшельник, чтобы замуровывать себя в четырех стенах и заниматься самобичеванием.
Да и кто она такая? Почему возомнила, что вправе судить его и раскладывать его жизнь по частям? Пальцы Бенедика непроизвольно сжались в кулак, который с силой обрушился на каменный подоконник.
Он вернулся в свой замок, чтобы в нем обрести долгожданный покой — и обрел бы его, если бы Ноэль самым бессовестным образом не вмешалась в его планы. Дьявол бы ее побрал — со всеми этими желаниями и верой в их исполнение. Опустив голову на локоть, которым опирался о стену, он с трудом выровнял дыхание.
Ноэль не права.
А если все-таки права, если он действительно закрывает глаза на правду?
Прошел еще один день.
Бенедик поудобнее устроился на подушке, но сон не шел к нему. Никогда в жизни он не ждал наступления Крещения с таким нетерпением. А до него осталось целых два дня.
После памятного всплеска Ноэль рыцарь прилагал неимоверные усилия, чтобы не думать о ней, чтобы забыть ее слова и те обвинения, что бросала она ему в лицо. Ибо не все ее умозаключения казались теперь ему полным бредом, кое в чем было зерно истины. Он понимал, что свое незаконное появление на свет всегда воспринимал как тяжкое бремя, как позор, который он обязан искупить. Но перед кем, собственно?
Отца и матери уже давно нет на свете. Может, действительно пришла пора пересмотреть свою жизнь?
Больше всего ему хотелось уединиться, чтобы подумать, но, увы, Ноэль не оставляла его в покое.
Всякий раз, стоило ему повернуться, Бенедик встречался с ее испытующим взглядом. Мало того, девушка постоянно бралась за его руку, пытаясь втянуть в какую-нибудь очередную детскую забаву, вроде «пчелки на цветке», или же требовала вместе с нею и их гостями покормить хлебными крошками синиц в парке, что, естественно, тоже являлось одной из рождественских традиций.
Сколько же подобных обычаев теснилось в ее неугомонной головке! А Бенедик, будучи хозяином замка, должен был принимать участие в исполнении каждого из них. В конце концов Бенедик перестал сопротивляться.
Должно быть, Ноэль права и он слишком долго отказывал себе в маленьких удовольствиях. Чем больше она окружала его вниманием и заботой, тем сильнее убеждался он, что чересчур серьезно относился к невзгодам, выпавшим на его долю.
Однако, принимая философию Ноэль, Бенедик тем самым принимал и саму Ноэль — ибо как бы смог он ни с того ни с сего начать понемногу радоваться жизни без ее инструкций, указаний и подсказок?
А вот в этом и заключался камень преткновения.
Потому что Ноэль не принадлежала ему. Быстро пролетят два дня, оставшиеся до Крещения, и она покинет замок Лонгстоун. А до той поры Бенедик установил с подопечной своего рода перемирие: он принимал участие в исполнении всех нелепых традиций, связанных с Рождеством, разрешал вовлекать себя в не менее нелепые игры и вступал в длительные беседы со своими крепостными. Ноэль же он предоставил полную свободу в ведении хозяйства и старался не оставаться с нею наедине.
Бенедик не мог более доверять самому себе, не знал, как поступит, окажись один на один с девушкой, которая, как он теперь понял с ужасающей ясностью, нравилась ему и влекла его к себе. И это было не просто физическое влечение, нет, он всей душою стремился все время быть рядом и владеть не только ее прекрасным телом, а душою, мыслями — всей ее жизнью.
Ему казалось, что, установив некую дистанцию с Ноэль, он сможет контролировать свои эмоции, а тем самым и сохранит незапятнанную честь девушки, находившейся под его покровительством.
Каждую ночь сны по-прежнему являлись ему, однако теперь он уже не грезил об обнаженной Ноэль, лежащей рядом с ним в огромной постели. С некоторых пор его преследовал один и тот же сон — такой, как и сегодня.
Бенедик видит себя возвращающимся домой верхом на своем могучем скакуне. Он едет без спутников, в полном одиночестве, а мир вокруг холоден и темен.
Стремясь как можно скорее достигнуть пределов своих владений, Бенедик направляет коня к высокому холму, зная, что с него открывается вид на Лонгстоун. Но вместо этого видит перед собою совершенно другой замок, полуразрушенный и явно необитаемый. Ошеломленный, Бенедик спускается с холма и по знакомой тропе добирается до ворот. О ужас! Перед ним ветхие развалины и трухлявые деревянные стены, изъеденные короедом, которые грозят рассыпаться в прах, дотронься он до них рукой.
Посылая проклятья в холодное небо, Бенедик разворачивает скакуна и долго едет прочь. Но тут из тумана, зловещей пеленой стелющегося по тропе, выступает женская фигурка.
Ноэль.
Закутанная в синюю — под цвет глаз — накидку, Ноэль так прекрасна, что у Бенедика перехватывает дыхание, а сердце подскакивает к горлу. Секунду Ноэль вглядывается во всадника, потом со всех ног бросается к нему; золотые волосы разлетаются по ветру, а глаза искрятся такой радостью, что душа Бенедика устремляется к небесам. Он перегибается через луку седла, чтобы схватить Ноэль в свои объятья, но…
