Мужчины опустились на корточки и говорили о чем-то так тихо, что она ничего не могла расслышать. Внезапно Стивен взглянул на нее, словно только что вспомнил об ее присутствии.
— Сварите нам кофе, Шерилин, — приказал он.
Она, было хотела возмутиться — опять этот тон, но тут к ней обратился и Сэм:
— Я бы не отказался от чая, Шер. Не поставите ли чайник побольше?
Оглянувшись в дверях, она увидела, что Сэм держит пластиковый пакет, а Барт осторожно поднимает куклу и камень. Они явно собирались искать отпечатки пальцев, хотя Шерил не сомневалась, что они ничего не найдут.
В кухне она первым делом выбросила наполовину зажаренную яичницу в мусорное ведро, поставила чайник и кофейник на плиту. Она и не подозревала, до какой степени взвинчены ее нервы: она напряглась как струна, почувствовав движение за спиной.
— Спокойно, девочка, это я, — поспешил подать голос Сэм, появившийся в дверях. — На тебя здорово это подействовало, а?
Она покачала головой.
— Да нет, не очень. Уверена, это просто дурацкая шутка.
Его лицо скептически сморщилось:
— Ты же вовсе так не считаешь, а, дочка?
— Возможно, — отрезала она. — Но я всего лишь дилетант в таких делах. А вы, как все это объясните, Сэм?
— Предположим, что восемь лет назад кто-то поверил, что Эмма Лоуч действительно родила ребенка от Стивена. В этом и могла заключаться причина ее смерти. Затем этот кто-то понял, что ошибся. Тогда жертвой становится Марта Стоун.
Шерил возразила:
— Но ведь у Марты не было никакого ребенка.
— Верно, да и убили ее не должным образом.
— Должным образом? Не понимаю.
— Марту Стоун просто убрали с дороги. Возможно, убийца считал, что она не подходила О'Лиру. Понимаешь меня, дочка?.. Я хочу, чтобы ты подумала. Очень подумала… Кто может знать о твоем сыне, вернее, о том, кто его настоящий отец… Только не выдавай меня, дочка. Те двое открутят мне башку, если узнают, о чем мы говорим. — Он криво усмехнулся. — Не то, чтобы они считают тебя неразумной, просто пытаются защитить, особенно О'Лир. Такой уж он человек, и его не переделаешь. И таким он останется на всю жизнь, как бы ты ни старалась приручить его. Прошу еще раз, подумай, кто мог знать твою тайну?
Шер затрясла головой:
— Никто не знает, Сэм, — прошептала она. — Даже сам Стив не знал.
Он откашлялся:
— Может, когда-то ты проговорилась или кому-то намекнула, или кто-то догадался?
— Да нет же!
— Подумай, дочка. Это может стоить тебе жизни.
Она хотела было ответить, но увидела входящих Стивена и Барта и поспешила спросить Сэма, сколько сахару положить ему в чай.
— Два кусочка. Спасибо.
Сэм забрал свой чай, а Барт попросил кофе и ободряюще улыбнулся ей:
— Дурацкая шутка, Шер, никаких сомнений. Так что не расстраивайтесь.
— Я считаю, ей лучше уехать, — возразил, однако, Стивен.
Шерил усмехнулась в ответ:
— Я не уеду.
— Может, посетите пока Дублин или на время слетаете в Лондон, пока мы тут будем разбираться?..
— Ну, нам пора в контору, — сказал Сэм напарнику, поставил свою чашку на стол и незаметно подмигнул Шерил. — Позвони мне, дочка, если возникнет необходимость. Передай привет мальчику.
— Обязательно, Сэм.
— Мы проверим отпечатки, Стивен, — сказал Барт и пожал плечами. — Но, признаюсь, я не жду никакого результата.
— Спасибо, что вы оба приехали. Я очень вам благодарна, — не преминула сказать Шер.
— Жаль, что по такому поводу. — Барт покачал головой, потом посветлел лицом. — Но мы ведь встретимся и в более приятное время. Если Шерилин Гэндон, вы еще останетесь здесь, обязательно приходите на праздник.
Шерил, наверное, выглядела озадаченной, ибо наблюдавший за ней Стив холодно пояснил:
— Канун Дня всех святых.
Пока хозяин дома провожал полицейских к двери, ее охватила неудержимая дрожь. Канун Дня всех святых. Ночь Бога-быка!
Когда Стивен вернулся на кухню, он резко и холодно спросил:
— Значит, не уезжаешь?
— Нет.
Ни слова не говоря, он поднялся на второй этаж. Немного погодя Шер пошла за ним.
— Что ты делаешь?
— Собираю вещи. Ты не можешь оставаться здесь. — Он даже не посмотрел на нее.
— Стив, я не думаю уезжать! Я должна остаться. Неужели ты не понимаешь? Я не знаю, что случилось тогда с Джоном, и должна найти ответ.
Она сжала его руку, стараясь убедить.
— Я ведь думаю о тебе тоже, дурачок!
— Шерил, ты знаешь, что я ни в чем не виноват и мне плевать, что говорят люди, но я не хочу, чтобы ты и сын подвергались хоть какой-нибудь опасности, даже если это всего лишь дурацкая шутка…
Она опустила голову. Ей так хотелось прикоснуться к нему, но не было сил сделать это. Я боюсь того, чего не понимаю, думала она. Боюсь, что ты заберешь моего сына или выставишь меня лгуньей в его глазах. Боюсь, что слишком сильно люблю тебя, что наша страсть заведет нас слишком далеко, что нас могут разлучить расстояния или обстоятельства… Она зарыдала.
— Что такое, Шерил? Ради Бога, в чем дело?
Она не могла вымолвить ни слова, как он ее ни просил…
В пивной нечем было дышать из-за табачного дыма, но зато там было тепло и весело. В одном углу шла оживленная игра в дарт, а два старика совершенно отключились, занятые шахматами.
Наблюдая за публикой, Стивен размышлял. Он любил свой край, здешние обычаи и традиции. Да, любой ирландец отличается необузданностью, страстностью и клановостью сознания, но люди здесь все равно особые и место особое. В Раткиле никогда не запирали своих машин, стариков не оставляли перебиваться на жалкие пенсии и не отправляли в приюты. Люди любили и чтили своих предков. И человека, любого человека, уважали только за то, что он был одним из божьих созданий.
Но вот уже второй раз мирную атмосферу этих мест омрачили убийства. И оба убийства были связаны с ним.
— Думай, мужик, думай хорошенько.
Стивен отклонился на спинку стула и сделал большой глоток пива, потом тряхнул головой:
— Никто не знает, — уверенно сказал он Сэму.
Стивен опять наклонился к нему над столом, и прядь темных волос упала ему на лоб.
— Не знаю, ошибаешься ли ты. Но только подумай, Сэм, это… ведь страшно. День за днем рядом с нами живет сумасшедший. Он — этот псих — ходит, разговаривает и улыбается, притворяется другом, а сам готов убивать невинных женщин. И мы не знаем, кто он! Проклятье!
Сэм поднял свою пустую кружку, чтобы ее увидела буфетчица.
— Сузан, любовь моего сердца! Нельзя ли налить нам еще?
Пятидесятипятилетняя Сузан Мур добродушно взглянула и подала им полные кружки. Когда она отошла, Сэм тихо спросил:
