он забыл в тот момент, когда она провела лодыжкой по его ноге. Ее пытки были изощренными. Любой наблюдатель не увидел бы ничего, кроме красивой женщины, с обожанием смотрящей в глаза своему возлюбленному.
Лена чертовски хорошо знала, что делала, и, когда они вернулись в машину и Константинос притянул ее к себе, она спокойно скрестила ноги, крепко держа его руку у себя на коленях и отказываясь позволять ей подниматься выше.
— Ты сводишь меня с ума, — пробормотал он.
Лена одарила его безмятежной, невинной улыбкой.
— Правда?
Он зарычал, представляя момент, когда дверь пентхауса закроется. И вот этот момент настал, но, как только он попытался обнять ее, Лена с гортанным смехом выскользнула из его рук и направилась вверх по лестнице.
Сняв пиджак и бросив его на перила, он добрался до спальни, на ходу срывая галстук… Но обнаружил, что комната пуста, а дверь ванной закрыта.
Глубоко вздохнув, Константинос закрыл глаза и попытался справиться с желанием, так сильно пульсирующим в венах.
Сделав еще один глубокий вдох, он расстегнул три верхние пуговицы рубашки и стянул ее через голову. Он как раз снял брюки, когда дверь ванной открылась.
Во рту пересохло, он выпрямился. Его эрекция снова превратилась в тотемный столб.
На ней не было платья. Но только платья.
В облаке соблазнительных духов, с грудью, мягко подпрыгивающей под черным кружевным лифчиком, покачивая бедрами, Лена направилась к нему. О боги, на ней были чулки!..
У Константиноса перехватило дыхание.
На каблуках Лена почти доставала ему до подбородка. Подняв голову, она улыбнулась. А затем толкнула его на кровать…
Лена понятия не имела, что на нее нашло. Она никогда не ставила перед собой цель свести Константиноса с ума. Это началось, когда она увидела, как потемнели его глаза, когда она поддразнивала его рассказом о том, что представляла его обнаженным; зная, что под щеголеватым темным костюмом скопилось возбуждение и что она стала его причиной. Это было захватывающе. Потрясающе. И это заводило ее так же сильно, как и Константиноса.
От взгляда на его по-своему красивое брутальное лицо, искаженное желанием, ее сердце забилось сильнее от странного томительного чувства — Лена поняла, что влюбилась. Она любила Константиноса. Безумно. Страстно. Она хотела его…
Она хотела доставить ему то же удовольствие, которое он с такой страстью доставлял ей. Поклоняться ему. Пожирать его. Сделать его своим навсегда…
Лена оседлала его, подарила ему глубокий, неистовый поцелуй, высвобождая последние эмоции, о которых даже не подозревала, что скрывала от обоих. Защищаться уже поздно, теперь ее сердце принадлежало ему.
Оторвавшись от его губ, Лена посмотрела в его полуприкрытые глаза, в них отражалось желание.
Звук, похожий на стон, вырвался из его горла.
Она поцеловала его снова, более страстно. Константинос ответил тем же. Лена оторвалась от его губ, потерлась щекой о заросший щетиной подбородок, затем провела губами, языком и зубами по шее, спускаясь все ниже.
«В этом мужчине прекрасно все», — мечтательно подумала она, облизывая коричневый сосок и чувствуя, как он вздрагивает.
Ее пальцы зарылись в густые волосы на груди и животе — о, как ей нравилось все это!.. Она полюбила его — этого сложного, сексуального мужчину с красивыми зелеными глазами, язвительной улыбкой и щедрым сердцем, которое слишком долго было заточено в ледяной оболочке. Ей нравилось быть причиной его улыбок, его столь редкого, но искреннего смеха. Ее возбуждали стоны удовольствия, которые срывались с его губ, когда она облизывала бархатистую головку члена, а затем проводила языком по всей длине.
Лена никогда раньше не стеснялась показывать свое желание к нему, но это был совершенно новый уровень, туманно подумал Константинос, он закрыл глаза, когда она обхватила основание его члена и накрыла его ртом. Между ними уже было все… Но это было что-то другое.
Он простонал ее имя. Должно быть, так выглядит рай.
Лена ускорилась. Прилив удовольствия усиливался. Он был так близко…
Слишком близко. Он хотел прикоснуться к ней. Попробовать ее на вкус… Он не мог насытиться ее вкусом. Ею…
Подняв голову, он запустил пальцы в ее шелковистые волосы и нежно откинул ее голову назад.
Она растерянно посмотрела на него, глаза были одурманены желанием. Ее губы блестели от влаги. — Что случилось?
— Иди сюда, — хрипло сказал он. — Мне нужно поцеловать тебя.
Она поднялась вверх по его груди. Как только их губы соприкоснулись, он уложил ее на спину, затем прижал к себе, чтобы насытиться ею, не только ее запахом и вкусом, но и теплом, которое она излучала, горловыми стонами, которые перешли во вздохи, когда он снял с нее лифчик и обхватил ладонями грудь, криками удовольствия, когда он провел языком по вишневым соскам. Ее чувствительность к его прикосновениям никогда не переставала волновать его, подпитывать его страсть. Он хотел большего. Он хотел всего.
Лена превратилась в скопление нервных окончаний. Каждая клеточка ее тела горела, руки Константиноса оставляли следы ожогов, когда он снимал с нее белье, пламя разгорелось ярче, когда он скользнул языком к нежным складочкам между бедер, а затем подразнил ими самое чувствительное место. А потом перестал дразнить.
Расплавленный жар внутри ее заставил ее застонать от чистого удовольствия, которое он дарил ей. Каждое движение языка подводило ее все ближе и ближе к наслаждению, которого она жаждала. Ощутив приближение оргазма, Лена крепко сжала подушку.
— Боже, да, — простонала она, мотая головой и изгибаясь. — Да, Тинос, да! О да!..
Жар нарастал, кульминация приближалась, но, как только она впервые почувствовала предательское ускорение, он безжалостно отодвинулся от того места, где так отчаянно был ей нужен. Не успела она запротестовать, он скользнул по ней, а затем внутрь, и ее протест превратился в ничто, когда он целиком заполнил ее одним сильным толчком.
Не было никакого наслаждения. Никакого медленного, чувственного нарастания. Не сегодня.
Устремив на нее полные вожделения глаза, Константинос раздвинул ее бедра и, задев своей грудью ее соски, вошел в нее, страстно и дико, он зажег ее плотские желания так же сильно, как свирепую сосредоточенность на собственном лице. Ее нервные окончания загорелись, и затем она выкрикнула его имя, умоляя о большем, еще, еще, когда расплавленный напиток достиг краев, кровь заструилась по венам, и внезапно она утонула в волнах неподдельного блаженства, сопровождаемого ревом кульминации Константиноса.
Лена пролежала на руках у Константиноса, как ей показалось, несколько часов, не в силах заснуть, когда их ребенок проснулся и решил устроить вечеринку у нее в животе. Константинос, должно быть, почувствовал это под рукой, лежащей на ее животе, потому что
