Афина сложила листок и убрала его в конверт.
— Дай мне взглянуть. — Джоан выхватила у нее конверт, вытащила записку и пробежала ее глазами. — Здесь нет последней фразы. — Ее глаза яростно сверкнули. — Ты ее выдумала!
Афина покраснела:
— Я всего лишь пыталась избавить вас от конфуза. Понятно, что я выиграю эту часть конкурса. Я профессиональная актриса.
Брови Хильды взлетели.
— Не понимаю. Что мы должны сделать?
Джоан бросила письмо на фортепьяно.
— Мы должны прочитать вслух отрывок из книги. — Она говорила нарочито медленно, словно Хильда была слабоумной. — И ты наверняка проиграешь. Ты едва говоришь по-английски, а уж читать и вообще не сможешь.
Она рассмеялась.
— Это несправедливо. — В глазах Хильды выступили слезы.
Молли положила руку на ее локоть:
— Я помогу тебе.
Но Хильда скинула ее руку и отошла к окну, сделав вид, что смотрит наружу.
— Ты не должна была смеяться, Джоан, — произнесла Банни с мягким укором. — Афина права. Она единственная актриса среди нас.
Джоан сердито нахмурилась:
—Это несправедливо.
— А кто сказал, что этот конкурс будет справедливым? — Афина тряхнула своей рыжей гривой.
Хильда все еще дулась у окна.
— Мое предложение в силе, — сказала ей Молли, но исландская красотка не удостоила ее ответом.
Молли встала и улыбнулась Банни.
— Спокойной ночи, дамы. Увидимся утром.
— Спокойной ночи, Далила, — отозвалась Банни с улыбкой, однако, кроме нее, больше никто не откликнулся.
Молли вздохнула. В этот момент ей меньше всего хотелось думать о детских капризах Джоан и Афины, об обидах Хильды и несправедливости конкурса. Но, выходя из гостиной, она услышала, как Афина прошептала:
— Спорим, она попытается проникнуть в библиотеку, как только оттуда выйдут мужчины, чтобы выбрать себе лучший отрывок для художественного чтения.
— Она что, считает нас тупыми? — шепнула Джоан. — Пусть попробует опередить меня.
— И меня! — отозвалась Афина.
Молли едва успела посторониться, как мимо нее, подхватив юбки, буквально пронеслись Джоан и Афина, устремившиеся в библиотеку.
Молли пошла в противоположном направлении. В ее намерения не входило посещение библиотеки. Она собиралась поговорить с кухаркой насчет начинки для пирога. Может, ей удастся избежать похода на озеро за ежевикой.
Но к сожалению, у кухарки не осталось фруктов. Однако она настояла на том, чтобы показать Молли помидоры, растущие в теплице. В течение десяти минут Молли вела самый обычный разговор о солнечном свете, поливке и овощах — без двусмысленных реплик и жеманных улыбок. Наконец кухарка, довольная похвалами ее помидорам, вернулась в кухню, а Молли решила выйти на- ружу.
Ночь была прекрасна. Миновав живую изгородь, Молли вышла в сад, где принялась прогуливаться между статуями и аккуратно подстриженными розовыми кустами, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться луной.
Она вздохнула. В сущности, даже если она проиграет конкурс, все складывается не так уж плохо. В конце недели Гарри отвезет ее домой, и никто не узнает, где она была.
Тогда почему ей так грустно?
— Ты выглядишь весьма соблазнительно, склонившись над цветком, — раздался голос за ее спиной.
Молли резко обернулась.
При виде сэра Ричарда ее сердце лихорадочно забилось.
— Разве вы не должны голосовать в библиотеке? — спросила она слабым голосом.
— Мы закончили раньше, чем ожидали, — сказал он. — Благодаря вмешательству Афины и Джоан, которые шептались под дверью. Тебя интересует, сколько ты получила голосов?
— Нет, — твердо отозвалась Молли, оправившись от удивления. — Полагаю, ни одного.
Сэр Ричард рассмеялся:
— Тебя не назовешь кокеткой. — Он шагнул ближе. — Должен сказать, я нахожу тебя весьма… необычной любовницей.
Молли попятилась, но колючий розовый куст заставил ее остановиться.
— Пожалуй, мне пора возвращаться в дом. Надеюсь, вы меня извините.
Она попыталась обойти его, но он схватил ее за локоть.
— Что-то в тебе не так, — произнес он. — Хотелось бы узнать, что именно.
Гарри говорил ей, что мужчин привлекают загадочные женщины. В ней нет ничего загадочного, но у нее есть секрет, не так ли? Ведь она притворяется любовницей.
— Уверяю вас, — сказала Молли, выдавив смешок, — во мне нет ничего таинственного. Никакого скрытого огня. Никаких секретов.
Его ладонь скользнула вверх по ее руке.
— Ты ужасная лгунья, — сказал он. — Ты что-то скрываешь. И я узнаю, что именно.
— Я ничего не скрываю, — возразила Молли.
— Мне нравится, когда ты горячишься.
Глаза сэра Ричарда потемнели.
— Я не ваша, чтобы нравиться, — сказала Молли и попыталась вырваться.
— Но могла бы стать моей, — парировал сэр Ричард. — Какова твоя цена?
Его хватка была железной, словно тиски. Молли тут же вспомнила; как за ужином он сжал руку Банни.
— Отпустите меня, — сказала она, шлепнув его по руке. — Я не продаюсь.
Сэр Ричард рассмеялся, но его губы вытянулись в неприятную линию.
— Какой темперамент!
— Убирайтесь, — прошипела Молли.
Она вырвалась, повернувшись к нему спиной, но он схватил ее сзади, удерживая за плечи.
— Я поимею тебя еще до конца недели, — шепнул он ей на ухо.
— Никогда, — выдохнула Молли, двинув его локтем в живот. Он охнул и отпустил ее. — Держитесь подальше от меня.
Молли бросилась к проходу в живой изгороди, который вел в огород, и помчалась по тропинке к черному входу. Проскользнув в дом, она прислонилась к двери, чтобы перевести дыхание. Похоже, это была неудачная идея — отправиться в сад одной, ночью. Но все были заняты, и у нее не было причин опасаться. Так ей по крайней мере казалось.
На дрожащих ногах Молли прокралась наверх, в свою спальню. Она вошла в комнату и закрыла за собой дверь, чувствуя себя более одинокой, чем когда-либо.
Гарри начал тревожиться о Молли. Никто не знал, где она. Но что было еще неприятнее, это то, что никто также не знал, куда подевался сэр Ричард. Гарри кинулся наверх и обнаружил, что дверь между его гардеробной и спальней Молли подперта комодом с другой стороны. Один мощный толчок, и он оказался внутри.
Молли сидела на постели, тяжело дыша, словно только что бегом поднялась по лестнице. На ее щеках рдели красные пятна.
— Где ты была? — спросил Гарри, чуть более требовательно, чем собирался.
— Господи, Гарри. — Она положила руку на сердце. — Ты испугал меня, ворвавшись сюда.
Гарри усомнился, что он был единственным, кто привел ее в такое нервное состояние.