— Не собираюсь оправдываться, но, поверь, я только сейчас понял, как много ты мне дала.
Она притихла. Забившись в уголок машины, она сцепила руки и, уставившись в одну точку, старалась не пропустить ни единого слова, не выдавая при этом своих эмоций.
— У меня были женщины и до тебя, Лис, — продолжал Аллан. — Я этого от тебя не скрывал, ты знаешь. Самоуверенные, иногда даже агрессивные деловые женщины. Они отлично знали, чего хотят от жизни. Но я никогда не выдавал авансов, и они понимали, что больше всего я ценю независимость. Это еще с детства. Когда меня отдали в приют, первые пять лет мать меня навещала и не давала согласия на мое усыновление, хотя, по слухам, вела довольно веселую жизнь. Наверное, я был для нее тогда как охранная грамота, — цинично усмехнулся Аллан. — Потом она встретила парня, богатого малого, который абсолютно не желал, чтобы чужой ребенок путался у него под ногами. И, видимо, поэтому, когда он предложил матери выйти за него замуж, она подписала бумаги об отказе от ребенка, то есть от меня. Больше я ее никогда не видел. Я был трудным, непослушным малышом, но… — Он на минуту умолк, обдумывая, стоит ли продолжать, и затем резко выдохнул: — Я скучал по ней.
Сердце Элис сжалось от сострадания. Впервые Аллан так откровенен с ней. Она ничего не знала о его детстве. Этот период жизни был для нее закрытой книгой. Она натыкалась на глухую стену всякий раз, когда пыталась заговорить на эту тему.
— А тебя пытались усыновить? — осторожно спросила она. Аллан молча кивнул. — И сколько же тебе было тогда лет?
— В первый раз шесть с половиной. — Его голос звучал ровно, бесцветно. Но теперь-то Элис понимала, что это ровным счетом ничего не значит. Просто он здорово умеет владеть собой, оставаясь внутри все таким же маленьким, легкоранимым мальчиком. А она была такой дурой, не замечая этого раньше. Чтобы его понять, у нее не хватало жизненного опыта. А он молчал.
— Тебе, должно быть, было тяжело?
— Конечно, но предполагаемым родителям было еще хуже. Такое разочарование! — ответил он с горьким весельем. — Представляешь, они-то выбрали миловидного маленького мальчика с черными кудряшками и серьезным личиком — эта, между прочим, их описание, не мое, — а он фактически перевернул вверх дном размеренную, спокойную жизнь добропорядочных людей, которые даже и не подозревали, что этот малыш окажется им не по силам. Им бы выбрать славную, тихую девочку, а не дикого мальчишку, всегда готового подраться.
— А во второй раз? — спросила Элис, искоса поглядывая на мужа.
— Примерно через год после первого. Мои новые «родители» оказались превосходными стариками. Мне у них было действительно хорошо. Они здорово понимали детей. И, несмотря на то, что имели двоих собственных сыновей, взяли на воспитание еще парочку, раньше меня. Они отдавали приемышам не меньше сил и времени, чем родным детям. Но при очередной проверке опекунский совет пришел к выводу, что их дом не соответствует каким-то санитарным нормам, и меня как взятого последним забрали у них и передали в семью иностранцев, которые приглядели меня на каком-то благотворительном обеде. Вот у них я действительно стал вести себя, как обезьяна. Я думал, что, если их окончательно достану, меня вернут к старикам, но из этого, конечно, ничего не получилось. Меня вернули, но… снова в приют. И во мне что-то сломалось, как будто убили что-то. Способность общаться, что ли? Быть таким, как все? Не знаю, но с этого момента я перестал в ком-либо нуждаться, стал непослушным и несговорчивым. Но увлекся учебой. Мне хотелось доказать, что я лучше всех, несмотря ни на что. Я с отличием закончил школу, а потом университет.
Ну, про это я знаю, подумала Элис.
Увлеченная его рассказом, она уже давно не следила за дорогой, и, только когда машина остановилась на знакомой парковке, до нее дошло, куда он ее привез. Конечно же, в свой любимый французский ресторан почти рядом с его домом.
— Я не хочу обедать здесь, — не объясняя причину, поспешно заявила она.
— Что? — выключив зажигание, недоуменно спросил Аллан. — Почему?
Потому что тебя здесь каждая собака знает. Знает, кто ты и как ты богат, подумала Элис. И они снова начнут вилять хвостами перед тобой, и ты снова превратишься в мистера Аллана Хартлайна, мультимиллионера и промышленного магната. И прощай откровенный разговор!
— Причин предостаточно, — ответила Элис, стараясь говорить непринужденно. — Однако здесь вокруг полно пабов и кафе, давай оставим машину на площадке и пройдемся пешком.
Аллан выразительно посмотрел в окно, за которым снова усилился снегопад.
— Недалеко, куда-нибудь рядом.
Они нашли небольшое бистро за первым же углом через квартал и, удобно устроившись за столиком в полупустом зале, заказали ланч. Элис продолжила разговор, начатый в машине.
— Ты сказал, что перестал в ком-либо нуждаться? Что ты имел в виду? Значит, и я не была тебе нужна? — Тревога звучала в ее словах.
Аллан никогда бы не подумал, что сможет так сильно задеть ее.
Элис, затаив дыхание, ждала ответа. Она уже приоткрыла сундук Пандоры и со страхом ожидала, что еще появится оттуда. Ведь, как выяснилось, он до сих пор оставался почти незнакомцем. Она жила с ним в одном доме, каждый день видела его, ела с ним, спала с ним, наконец, но даже не могла представить, что он скрывает внутри себя.
Аллан глубоко задумался, и Элис пришлось легонько дотронуться до его руки. Очнувшись, он поднял голову и взглянул на нее с болью.
— Нужна ли ты мне? Об этом я тебе не скажу, но если ты останешься со мной, то как личность пропадешь. Я понял это, и у меня нет никаких прав, да и желания, навязывать тебе свои правила. Не ясно? Попытаюсь объяснить. Я есть такой, какой есть, и не смогу измениться. Я теперь понимаю, что был глубоко не прав, запрещая тебе работать. Но все равно я и сейчас не позволил бы тебе этого.
— Но почему, Аллан?
— Потому что ты должна быть только моя. Я не хочу, чтобы ты смотрела на кого-то из мужчин, чтобы ты с кем-то из них разговаривала. Как мне это тебе объяснить? Понимаешь, если бы было возможно просто держать тебя за пазухой, я сделал бы это. Тогда я был бы уверен, что ты только моя.
— Ты мне не доверяешь, Аллан? — спросила печально Элис.
Он глубоко вздохнул и, откинувшись на спинку стула, внимательно посмотрел на нее.
— Моя честная маленькая целомудренная жена. Ты чиста как стеклышко, — улыбнулся он ехидно и, взяв из рук подошедшего официанта бутылку вина, кивнул ему. — Спасибо, я сам налью.
Элис подождала, пока Аллан наполнил бокалы темно-красным вином, и снова обратилась к мужу:
— Так что, Аллан? Ты мне не веришь?
