— Так что, Аллан? Ты мне не веришь?
— Нет.
Она ожидала нечто подобное и все же задохнулась от ответа, как от удара в солнечное сплетение.
— Ну спасибо, — не в силах скрыть огорчение, шепнула она.
— Только не чувствуй себя виноватой. Иначе это будет для меня последней каплей. Я перестану себя уважать окончательно. А ведь «Аллан Хартлайн» неплохо звучит, это имя многие знают.
Элис на минуту задумалась, сделала несколько глотков, а затем осторожно спросила:
— Хартлайн — это чья фамилия? Отца или матери?
— Это девичья фамилия матери, — не сразу ответил Аллан. — Я тебе говорил, что у нее была достаточно бурная жизнь. Кто мой отец, я не знаю. Возможно, кто-то из тех типов, что вились вокруг ее ароматной юбки. Конечно, никто не поспешил заявить о своем отцовстве, да и кто их осудит за это?
Ты сам, для начала, подумала Элис.
— А твоя мать не пыталась связаться с тобой, когда ты подрос?
— Когда разбогател, ты это имеешь в виду? — поджав презрительно губы, переспросил Аллан. — Я уверен, что она при ее меркантильности непременно сделала бы это. — Он помолчал, одним глотком допил вино и быстро выдохнул. — Она умерла. Упала с яхты. Один из ее друзей устраивал там вечеринку. Мать, видимо, перепила и упала за борт. Никто сразу не заметил, а когда спохватились, было поздно. Она утонула. Тело так и не нашли.
Элис с ужасом смотрела на него. Давно, на втором или третьем свидании, Аллан вскользь упомянул о матери, сказав, что она бросила его малюткой. Но он никогда не говорил, что мать умерла, вернее погибла, причем так трагически.
— А ты в этом уверен? — Вопрос прозвучал несколько странно, и Элис уточнила: — Ты же сказал, что тело не нашли.
— Абсолютно. — Аллан хмуро взглянул на жену. — Несколько лет назад я разговаривал с ее мужем, и он достаточно подробно описал эту трагедию. Моих чувств он не щадил, видимо они с матерью были два сапога пара.
— Мне очень жаль, Аллан. Извини.
Он пожал плечами.
— За что? — И, глядя через ее плечо, с облегчением заметил: — Ну вот, нам принесли еду.
Похоже, он сожалеет, что рассказал мне все, подумала Элис, наблюдая, как ловко расставляет тарелки официант. Но разговор следует продолжить, а не пасовать перед стеной, которую он так ловко снова соорудил между нами.
— А что, если бы у нас был ребенок? — неожиданно даже для себя самой спросила Элис. — Что бы тогда было?
— Ребенок? — Странный, нарочито спокойный тон его голоса заставил Элис повнимательнее посмотреть на мужа.
Господи! Да он хочет ребенка! — дошло до ее сознания. Он хочет ребенка, возможно даже больше, чем она сама. И теперь понятно почему. Ему нужен маленький, целиком от него зависящий человечек, который никогда не оставит его, не разлюбит и будет связан с ним навечно! А ведь он был бы отличным отцом. И любил бы свое чадо нежно и преданно.
— Но его же нет, разве не так? — неуверенно спросил Аллан и в упор посмотрел на жену. — Хотя, может, это и к лучшему, при таких-то обстоятельствах.
— Пожалуй, да, — ответила Элис, заметив в его глазах откровенное разочарование. Видимо, совсем не такого ответа ожидал от нее он. — Мы не готовы иметь ребенка, Аллан, — тихо, но отчетливо продолжила она. — Нам еще самим необходимо повзрослеть.
— Это ты меня имеешь в виду? — насторожился Аллан.
— Нет, я сказала «нам», — возразила Элис. — Ты только что назвал меня честной, так незачем искать в моих словах двойной смысл. Просто ребенок должен жить в атмосфере любви и доверия. А ты мне не веришь.
— Ладно, Лис. Хватит об этом.
— Ты опять уходишь от разговора, потому что не прав. А я тебе вот что скажу. Ты говоришь, что не можешь измениться. Но это не так. Ты просто боишься попробовать сделать это. Поэтому и выдумываешь свои правила игры. Но, несмотря ни на что, я люблю тебя. Ты боишься, что, работая, я буду тебя меньше любить, так? Да стань я хоть премьер-министром, я не разлюблю тебя. Ты сводишь меня с ума, временами даже раздражаешь, если хочешь знать. Но я все равно люблю тебя. Знаешь, любовь не выбирает, она просто есть. Без логики, без резона. Случается, и все. Приходит, и принимать ее надо как свершившийся факт.
Элис ожидала, что Аллан не захочет ее больше слушать, прервет этот поток слов, вырвавшийся у нее из сердца, но он продолжал сидеть неподвижно с каменным лицом, на котором не дрогнул ни один мускул.
— Что, не нравится еда? — Официант, заметив, что они так и не притронулись к пище, обеспокоенно наклонился над столом.
— Нет-нет. Все превосходно, — откликнулся дипломатично Аллан. И как будто вспомнив, зачем он сюда пришел, начал сосредоточенно жевать. Но Элис, исподволь наблюдая за мужем, заметила, как от волнения у него дрожат руки.
Что же, неплохо, подумала она. Значит, еще не все потеряно.
За окном разгорался холодный рождественский рассвет. Элис, сидя у окна, задумчиво следила, как восходящее солнце постепенно расцвечивает горизонт и мириадами брызг отражается в окнах домов.
Возможно, это было глупо, но она все еще надеялась, что Аллан свяжется с ней после того обеда снежным декабрьским днем. Через два дня после встречи она по почте получила оскорбительно щедрый банковский чек и официальное уведомление его адвоката о том, что такие же суммы будут выплачиваться ей пятнадцатого числа каждого месяца. Ее просили информировать адвокатскую контору в случае смены адреса.
Элис в тот же день вернула чек, сообщив, что не собирается ни менять квартиру, ни пользоваться деньгами мужа. Прошло уже две недели, но ни от адвоката, ни от самого Аллана не было никаких известий. За это время к ней дважды приезжал отец. Первая встреча была напряженной, но ко времени своего отъезда Вэл уже во всем хорошо разобрался. Поэтому вторая встреча прошла непринужденно. Они просто радовались общению, вместе пообедали и болтали, как в старые добрые времена.
Неделю назад на пару деньков заскочила Мелани. Элис восхитительно провела с подругой уик-энд, как всегда получив от нее заряд бодрости.
Миссис Стороженко, храни ее Бог, казалось, считала своей обязанностью заботиться о ее питании. Она несколько раз в неделю радушно приглашала ее на домашние обеды. И всегда сын миссис Стороженко, несмотря на горячий протест Элис, провожал ее до самых дверей…
Элис не могла оторвать глаз от серебристого зимнего неба, которое в лучах солнца на глазах принимало нежный цвет незрелого персика.
Столько хлопот с Грегори, или Гришей, как ласково называет его миссис Стороженко, подумала Элис. Ведь вся семья Стороженко хорошо знает ее ситуацию.
