Маккинли метнул в нее взгляд.
— Ничего здесь нет удобного, особенно если принять во внимание то, что я испытываю по отношению к тебе.
И не успела Луси моргнуть глазом, как Патрик скользнул к ней по автомобильному сиденью и взял её руки в свои.
— Мне никогда еще не приходилось влюбляться, — признался он. — Даже страсть не продолжалась у меня так долго. Я не могу с уверенностью сказать, что те чувства, которые я испытываю к тебе, и есть любовь. Это невозможно ни с чем сравнить. Едва мы встретились, желание обладать тобой захватило все мои помыслы. Я потерял покой и сон и не могу думать ни о чем, кроме тебя. Мне безумно хочется прикасаться к тебе, целовать и любить тебя в постели, как положено двоим взрослым, не скованным условностями людям...
Патрик поднес руки Луси к губам и стал покрывать лихорадочными, поспешными поцелуями. Затем он перевернул одну ее руку и принялся щекотать языком пухлые бугорки ладони, постепенно перемещаясь к запястью и выше к чувствительному участку кожи у локтевого сгиба.
Луси сидела, замерев с расширенными от удовольствия глазами и остановив застывший взгляд на макушке склоненной головы Патрика, язык которого творил чудеса. Она никогда не думала, что прикосновение к руке может вызывать такие изумительные ощущения.
Патрик тем временем переместился выше, и теперь его язык нежно касался руки Луси почти у самого плеча, медленно двигаясь к подмышке. Луси чувствовала, что ее грудь словно разбухает и становится чрезвычайно чувствительной. Соски сжались до боли, натянув тонкую ткань платья...
Боже! Что он делает со мной, билась в голове Луси жаркая мысль. Как мне совладать с собой? Как сохранить спокойствие?
Сердце гулко билось, губы приоткрылись, и с них слетало частое прерывистое дыхание. Когда Патрик поднял голову, чтобы посмотреть в глаза Луси, она с трудом выдержала его взгляд. А он все смотрел и смотрел. Это продолжалось до тех пор, пока он не расстегнул сзади на ее шее пуговку ворота и не стянул половинки платья с ее плеч. Руки Луси оказались прижатыми к бокам, а ее тугая грудь с плотными бутонами сосков бесстыдно обнажилась навстречу жаждущему взгляду Патрика.
— Боже, что я делаю!.. — выдохнул тот хриплым шепотом, не в силах отвести глаз от открывшегося его взору великолепия. Однако его слова не были похожи на мольбу. Скорее, они прозвучали как признание поражения.
Патрик начал медленно склонять голову, а Луси не осталось ничего иного, как только молча сидеть на месте. Спина ее была прижата к сиденью, полная грудь обнажена. Разум Луси протестовал против того, что происходило, а плоть жаждала продолжения ласк.
Первое прикосновение сначала рук, а потом губ Патрика к ее обнаженной коже заставило Луси судорожно втянуть воздух сквозь плотно сжатые зубы. На несколько мучительных мгновений она затаила дыхание, потрясенная силой своих ощущений, которые вызвали к жизни, казалось бы, такие простые действия Патрика. А он все продолжал нежно посасывать сосок одной ее груди, не переставая одновременно ласкать рукой другую. Наконец Луси медленно и с наслаждением выдохнула воздух.
Прежде с ней никогда не происходило ничего подобного, даже с Фредом. Она словно одновременно пребывала и в раю, и в аду. Всю ее переполняло счастье, но вместе с тем она чувствовала себя словно уязвленной чем-то. Горечь поражения и восторг экстаза тесно переплелись между собой самым причудливым образом, где тончайшее наслаждение сочеталось с не менее утонченной болью.
Потому что как бы Патрик ни восхищался телом Луси, он как будто подвергал его изощренному мучительному испытанию, словно желая поработить, полностью подчинить себе. И при всем том он только что признался Луси, что не уверен, испытывает ли он к ней любовь. Для нее это было равносильно тому, как если бы он прямо заявил, что не любит ее. Луси понимала, что страсть Патрика скоро пройдет — как прошла она по отношению ко многим другим женщинам — и только леди Мейде, невинной милой девушке, суждено полновластно обладать его сердцем. И на ней он женится.
Однако любовью Патрик хотел заняться не с кем иным, как с Луси. Причем прямо сейчас, не откладывая ни на минуту. И она тоже хотела этого. Хотела так сильно, что ей казалось, будто глубоко внутри нее образовалась пустота, которая должна быть заполнена его и только его плотью. С каждым движением умелого языка Патрика, с каждым новым прикосновением его рук это ощущение усиливалось.
Луси сгорала от желания, постанывая и слегка извиваясь на бархатном сиденье, а Патрик тем временем продолжал изысканные ласки, которые превратили ее сладко ноющие соски в твердые упругие столбики. Луси до боли хотелось, чтобы он передвинулся вниз, к ее ногам, и чтобы его сильные руки властно раздвинули их. А потом Патрик окончательно освободил бы ее от платья — потому что ей хотелось быть нагой рядом с ним, — и она сделала бы все, чего он только пожелает. И отдала бы ему всю себя.
Поэтому Луси испытала сильное потрясение, когда Патрик неожиданно выпрямился и отодвинулся от нее. В следующую секунду он сердито натянул половинки платья на ее плечи, прикрыв шелковой тканью вздрагивающую грудь, и застегнул сзади пуговицу.
Луси смотрела на него расширенными глазами, будто ища ответа, который подсказал бы ей, что происходит и почему вдруг Патрик отстранился от нее. О чем он сейчас думает? Неужели она внезапно перестала его интересовать?
Потом Патрик наконец заговорил, и его слова едва не заставили Луси расплакаться.
— Прости, — произнес он, нежно приглаживая ее растрепавшиеся волосы. — Я понимаю, что ты сейчас испытываешь, но мы уже почти подъезжаем к театру.
Откуда он знает? — подумала Луси. Неужели он все время украдкой поглядывал на часы? Или все вычислил заранее, хладнокровно рассчитав, сколько времени уйдет на интимные ласки, которые подготовили бы Луси к тому, что должно, по его замыслам, произойти позже, по возвращении домой?
— Не нужно так смотреть на меня! — умоляюще выдохнул Патрик. — Я же сказал, что прошу у тебя прощения...
Он склонился над лицом Луси и поцеловал ее в губы. Этот поцелуй был первым. Но он оказался очень легким. Патрик лишь едва прикоснулся к ее губам, словно извиняясь, в то время как Луси хотела бы испытать долгий, преисполненный страсти поцелуй. Потому что сама она, в отличие от сохраняющего спокойствие Патрика, дрожала от желания.
Ах, Луси, Луси, раздался в ее сознании скрипучий голосок. Разве Роберт не предупреждал тебя? Неужели ты поверила, что сможешь безнаказанно играть с огнем? С таким человеком, как Маккинли, очень легко обжечься.
Больше не верю, грустно ответила Луси самой себе. Больше не верю...
