— Ага.
Джесс поджала губы.
— Твой отец, конечно, умер, но он мне очень не нравится.
Люк заметил вспышку жалости в ее глазах и тут же с раздражением выпрямился.
— Не нужно меня жалеть, Джесс.
Джесс вскочила и покачала головой.
— Я и не думала тебя жалеть. Я считаю тебя одним из самых сильных, самых цельных людей, которых когда-либо встречала. Мне кажется, ты — умный, находчивый и психологически стойкий. — Она замолчала и вслушалась в звуки музыки. — Я люблю эту песню — потанцуешь со мной?
Она резко сменила тему разговора, и Люк взглянул на пустой танцпол.
— Сейчас?
Джесс кивнула и протянула ему руку.
— Да, сейчас. Что? Опять трусишь, как мокрая курица?
Усмехнувшись, Люк взял ее за руку и повел на танцпол. Положив руки на бедра Джесс, он прижался подбородком к ее виску. Проникнутая легкой грустью романтичная музыка подхватила их, и Люк напомнил, с трудом удерживаясь от смеха:
— Помнишь, что произошло в прошлый раз, когда ты назвала меня мокрой курицей?
— Я оказалась прижатой к стене и наполовину раздетой, — прошептала в ответ Джесс.
От звука ее нежного, пропитанного обещанием голоса сердце Люка оглушительно заколотилось.
— Хочешь рискнуть снова? — спросил он, затаив дыхание.
— Кудах-тах-тах.
Трудно было не понять столь явный намек.
Люк увлек Джесс через танцпол к двери, задержавшись по дороге, чтобы бросить деньги на оплату счета и забрать ее сумочку. Стоило им выйти из бара на холодный воздух, как Люк прильнул к губам Джесс, и вскоре она уже была прижата к стене дома, отвечая на поцелуй. Руки Люка прокрались под ее пальто и скользнули между джинсами и кожей спины — чувственно, требовательно, жадно, что вполне соответствовало силе ее страсти.
«Я хочу этого, — сказала себе Джесс. — Мне отчаянно нужно это». Оставалось только уступить порыву, перестать думать и просто наслаждаться этим мужчиной, способным распалять ее одним прикосновением. Впервые в жизни Джесс отключила мозг и уступила физическому желанию.
Теплая рука Люка, скользившая по телу, заставляла ее чувствовать себя невероятно женственной. Джесс ощущала жесткую щетину, влажный теплый язык, порхавший во впадине ее ключицы, изумительный контраст между жаром рта и ледяным воздухом на ее коже…
Руки Джесс сами собой принялись блуждать под свитером, а потом и под рубашкой Люка. Она исследовала тонкую поросль на его груди, проводила по рельефным мускулам его живота, стонала от блаженства, поглаживая его гладкую кожу… Большой палец Джесс, прокравшись под пояс джинсов Люка, настойчиво проехал по длинным мышцам его бедра, наслаждаясь их восхитительной крепостью.
Люк застонал и вскинул голову. Он уперся рукой о стену над головой Джесс, прижавшись лбом к ее лбу.
— Мне нравится, как ты прикасаешься ко мне, — произнес Люк и ругнулся сквозь зубы. — Но мы не можем заниматься этим прямо здесь. Я хочу тебя там, где смогу видеть, пробовать на вкус, наслаждаться каждым дюймом твоего тела…
— Тогда, наверное, тебе стоит отвезти меня домой.
— Звучит весьма многообещающе.
Наутро, когда Люк выскользнул из постели, Джесс притворилась спящей. Рискнув на мгновение открыть глаза, она увидела великолепную заднюю часть фигуры Люка, направлявшегося в смежную со спальней ванную.
Значит… никаких ей утренних обнимашек, все понятно. Вот и слава богу.
Джесс подтянулась на кровати, прижав одеяло к груди и опершись об изголовье. Что, черт побери, она натворила?
Обведя взглядом комнату, Джесс заметила повсюду свидетельства их бурной ночи. Один ее кожаный сапог валялся на комоде, второго в поле зрения не было. Розовый бюстгальтер свисал с абажура. А ее блузка… Нахмурившись, Джесс оглядела кровать… блузки нигде не было. Восстановив в памяти события прошлого вечера, Джесс вспомнила, что Люк сорвал с нее блузку еще в прихожей. Ее джинсы обнаружились на лестнице — вместе с его рубашкой, ботинками и свитером.
А трусики? Беспокоиться о них уже не было смысла. Они стали историей, когда Люк, даже не попытавшись снять стринги, просто разорвал их.
Наверное, это и называется обалденным сексом?
Наверное, это и называется колоссальным, чудовищным сожалением?
Джесс провела ладонями по лицу. Люк был фантастическим любовником: нежным, настойчивым, щедрым на ласки. Он заставлял ее плавиться в огне желания, буквально выворачивал наизнанку и… И она не могла снова пойти на это.
Люку достаточно было лишь взглянуть на нее, и она вся, без остатка, уже принадлежала ему… Пресловутый «гормон объятий» окутывал тело, в восторге напевая: «Брак получится удачным — и поместье есть в придачу!»
А все потому, что она переспала с ним. Джесс уронила голову. Она чувствовала себя уязвимой, испуганной, потерявшей контроль над ситуацией.
— Ты проснулась, и твои умственные шестеренки завертелись.
— Люк, я…
Он подоткнул концы полотенца, немного съехавшего с бедер, подошел к окну и раздвинул занавески. Ему не нужно было слушать Джесс, чтобы знать, что она хочет сказать. На ее лице четко отразилось: «Прошлая ночь была ошибкой…»
— Мы не можем заниматься этим снова.
Ее слова, словно пощечина, обожгли острой болью. Люк вздрогнул и положил руки на подоконник, глядя из окна на свои владения.
— Ладно.
— И это все, что ты можешь сказать? — спросила Джесс, и раздражение просквозило в каждом ее слове.
— Ты сказала, что мы не можем заниматься этим снова. Я согласился. А ты ожидала, что я буду с тобой спорить? Принуждать тебя? Умолять?
— Нет. Я… я просто думала, что ты скажешь…
Что это был лучший секс в его жизни? Что он мог представить ее в своей постели, когда они будут старыми и седыми? Что он понимал: это невозможно?..
Услышав шорох постельного белья, Люк оглянулся через плечо и увидел крадущуюся по спальне Джесс. Во рту у него пересохло: совершенно голая, она подошла к гардеробной и рывком открыла дверцы. Потом натянула через голову регбийную рубашку и немного закатала длинные рукава. Подол рубашки скользнул по красивым коленям, ткань заструилась с восхитительных грудей.
— Что ж, тогда, полагаю, говорить больше не о чем, — констатировала Джесс, сдернув бюстгальтер с абажура.
Она наклонилась, на мгновение обнажив вершину бедер, а когда выпрямилась, с ее пальцев свисали клочки черных кружев. Это были ее трусики — те самые, которые Люк уничтожил одним быстрым движением.
— За исключением того, что ты должен мне стринги.
Джесс взглянула на Сбу и покачала головой: