Но если бы Джейн имела возможность увидеть Фернана, когда он остался один, она бы так не подумала. Сейчас он походил на раненого зверя, который мечется по клетке, не в силах найти себе места.
Он грезил ею, дышал ею, ощущал ее вкус все эти недели… Это было физическое ощущение, черт бы его побрал! И он ничего не мог с ним поделать.
Почему он не поехал в тот вечер куда-нибудь и не взял себе женщину — любую женщину, чтобы облегчить внутреннюю боль?! Фернан знал, что вокруг достаточное количество красоток, готовых прыгнуть к нему в постель. Так почему же он не поступил так? Ведь Джейн наверняка ожидала от него именно этого, она считала его племенным жеребцом, о чем ясно дала понять с первого дня. Так почему было не решить проблему старым дедовским способом? Ведь он испытывал к ней только физическое влечение! По крайней мере, ему хотелось так думать…
Неожиданный шум в коридоре отвлек его внимание, и он повернулся к двери, но в приемный покой никто не вошел, и Фернан уставился в окно. В такой момент ему следовало думать о Норе и Пьере, а не о своих бедах! Что он за друг, в конце концов?! Фернан сердито потряс головой. После всего того, что они пережили, перестрадали, с этими детьми все должно быть в порядке. Должно быть! Невозможно представить что-либо иное…
В его памяти возникло милое личико в обрамлении шелковистых черных кудряшек. Анри, первый ребенок Норы и Пьера, которого все так любили и лелеяли, и смерть которого стала настоящим горем… Они оплакивали его и всегда будут оплакивать. И хотя близнецы, родившись, смягчат боль утраты, Фернан знал, что Нора и Пьер никогда не забудут первенца.
Он посмотрел на часы, и глаза его сузились, когда обнаружилось, что прошло уже больше часа с момента их приезда в больницу. Где черти носят Пьера?! Он ждет еще пять минут, и…
Дверь распахнулась, и Фернан увидел Джейн, которая несла поднос с двумя чашками кофе.
— Пьер уже здесь. Он прошел прямо к жене, — кратко сообщила она.
— А как Нора?
— Все в порядке. Врачи говорят, что ей понадобится часа два, чтобы разродиться. Но она… она очень страдает, — добавила Джейн так тихо, что он не сразу разобрал ее последние слова.
На глаза навернулись слезы, и Джейн быстро отвернулась к окну: ей не хотелось, чтобы этот супермен заметил ее слабость.
Но Фернан неожиданно шагнул к ней, взял из рук Джейн поднос и поставил на столик.
— Иди сюда, — прошептал он и обнял ее. — Для нас с тобой все это — темный лес, но им обоим не привыкать. Так что все будет хорошо.
У Джейн перехватило дыхание, и она поняла, что это не из-за тревоги за Нору. На мгновение она забыла обо всем, ощутив сильное мужское тело, о котором мечтала каждую ночь…
— Это первоклассная больница, и оборудование здесь превосходное, — тихо сказал Фернан, кладя подбородок ей на голову. — Нора молодая здоровая женщина, и вес у малышей, судя по всему, нормальный. Достаточно было посмотреть на нее в последнюю неделю, чтобы заметить это.
— Да, но они слишком рано…
— Две недели для двойни ничего не значат, — возразил он. — Особенно, если их мама напоминает слониху!
— Ох, Фернан! — Джейн с облегчением рассмеялась и прижалась к его груди, закрыв глаза и вдыхая знакомый аромат лосьона.
— Это ты кофе принесла? — ласково спросил он. — Я бы не отказался от чашечки.
— Да, конечно.
Фернан отстранился, и Джейн неожиданно почувствовала себя отвергнутой. Но ведь это объятие, несомненно, очень мало значило для него. В то время как она… она ощущала его прикосновение каждой клеточкой, каждым нервом. Боже, как унизительно и обидно испытывать такие чувства к человеку, который едва вспоминает о твоем существовании! Но, по крайней мере, Фернан не может читать ее мысли. Он не знает, что она переживает, а она скорее умрет, чем позволит ему узнать это!
После того как они выпили кофе, Фернан еще в течение часа развлекал ее всякими забавными историями, изо всех сил стараясь отвлечь от того, что происходило практически за стеной. И хотя Джейн знала, что он только притворяется спокойным и беззаботным, это все равно помогало. Но по мере того как шло время, она заметила, что его глаза все чаще и чаще обращаются на дверь. Через два с половиной часа после их приезда в больницу, в приемном покое появился Пьер.
— Ну как? Все в порядке? — воскликнули они одновременно, вскочив с кресел.
Но, еще не успев задать вопрос, Джейн уже поняла: не все в порядке! Это было видно по выражению лица Пьера, по его плотно сжатым губам.
— Врачи считают, что необходимо кесарево сечение. — Пьер старался говорить спокойно, но глаза его выдавали сильное волнение. — Первый ребенок идет неправильно, и Нора устала.
— Ой, Пьер…
— Пожалуйста, не беспокойся, Джейн, — быстро проговорил Фернан. — Все будет сделано как надо.
Он отвел глаза, почувствовав, что фраза прозвучала заученно и никого не успокоила. Тягостное молчание нарушил Пьер:
— Послушайте, мне пора вернуться к Норе, а вы лучше поезжайте домой.
— Нет, — отозвался Фернан. — Мы подождем. Правда, Джейн?
— Конечно, — мгновенно откликнулась она.
— Я не сомневался, что ты это скажешь. — Он внимательно посмотрел ей в глаза, потом шагнул к Пьеру и похлопал его по плечу. — Иди, иди к ней. Все будет хорошо.
После ухода Пьера они сидели в напряженном молчании несколько минут. До их комнаты доносились приглушенные звуки больничной жизни. Фернан заговорил первым, и Джейн слушала его, затаив дыхание. Очевидно, защитные барьеры Фернана ослабли из-за беспокойства за друзей — никогда раньше он не говорил ей подобных вещей:
— Нельзя допустить, чтобы что-нибудь случилось с этими малышами. Нельзя! Только не после того, что они пережили! Когда я думаю о тех детях, которые нежеланны и нелюбимы, которых родили люди, не имеющие для них времени… Но Нора и Пьер не такие! — Он глядел куда-то мимо нее. — Они так любили Анри! И этих двоих они будут любить не меньше…
— Я знаю.
— А ты родилась в счастливой семье? — неожиданно спросил Фернан.
— Да, в очень счастливой, — задумчиво ответила Джейн. — Правда, у меня пятеро старших братьев, так что мучили меня нещадно. Но я всегда знала, что они готовы ради меня на все, и мама с папой всех нас любят. Нам было очень весело вместе — всем восьмерым.
— Это прекрасно, так и должно быть. — Фернан невесело улыбнулся, мыслями он снова блуждал где-то далеко. — А вот я был единственным ребенком. Мать родила меня ровно через год после того, как вышла замуж, и, к счастью, я оказался тем самым наследником, которого хотел отец. Я сказал «к счастью», потому что, если бы родилась девочка, она вела бы еще более безрадостное существование, чем я. А этого не пожелаешь ни одному ребенку. Мой отец воспринимал мир как собственную империю. Он жил ради того, чтобы иметь власть и делать деньги, все остальное не имело для него значения. Он был самым бездушным человеком из всех, кого я знал! Я видел, как он ломал людей — физически и морально, — получая от этого удовольствие…
