— Я их обожаю! Ничего другого мне не надо! Вы нашли, что искали?
— Я определил возможные позиции, — ответил Шеннон, не желая вдаваться в подробности, чтобы не испугать окружавших их ребятишек. — Я поговорю с вами об этом дома.
Вздохнув, Клэр улыбнулась.
— Дома. Так приятно это от вас слышать.
Шеннон отвел взгляд. Быть дома вместе с Клэр — это воплощение мечты. Каждая проведенная рядом с ней секунда была драгоценной каплей счастья, которому — он понимал это — скоро придет конец. И как путник, плутающий по пустыне, он жадно ловил эти капли.
— Вы измучились, — сказал Шеннон Клэр, когда они готовили на кухне ужин. Он взял на себя салат, а она жарила бифштексы.
— Нет, все в порядке. В первый день всегда так. Втянусь.
Ловко нарезая помидор, он хмуро взглянул на Клэр, хлопотавшую у плиты.
— Может, вам пока перейти на половину рабочего дня?
— Нет… Все будет в порядке, Дэн. Просто первые дни бывают… утомительные. Дети должны поверить, что я их не брошу. Инвалиды очень чувствительны к потерям людей, на которых они полагаются. Они живут в своем маленьком мире, который должен быть надежным. Если учитель или близкие внезапно исчезают, это травмирует.
— Так что вы целый день «наклеивали пластыри»?
Она улыбнулась:
— Да, можно и так выразиться. У вас тоже немного усталый вид.
Пожав плечами, Шеннон поставил салатницу рядом с приборами.
— Немного, — солгал он — почти всю ночь Шеннон не спал.
— В школе действительно может быть совершено покушение? — спросила она, перекладывая бифштексы на тарелки. Голос ее предательски дрогнул.
Усаживаясь, Шеннон ответил:
— Тут есть «за» и «против». Вы совершенно не защищены, когда садитесь в школьный автобус. Спортзал напротив — идеальное место, где может спрятаться преступник.
Стараясь сохранить спокойствие, Клэр налила кофе и села.
— Это так страшно, Дэн.
— Понимаю.
Она отрезала кусок бифштекса и искоса взглянула на собеседника:
— Эти люди работают быстро?
— Что вы хотите сказать?
— Ну, если кому-то заказали убийство, он попробует это сразу или будет ждать месяцы?
— Они любят деньги и постараются скорее получить расчет.
Клэр ковыряла в тарелке:
— А полиция не смогла установить личность человека, которого я описала?
— Пока нет. Я жду звонка от Найджела или из Нашвилла. Если повезет, мы получим ответ не позже завтрашнего дня.
— А если вы выясните, кто убийца, вы узнаете, работает ли он на наркомафию?
— Да.
Клэр со вздохом заставила себя есть.
— Как бы мне хотелось, чтобы все это уже закончилось!
— Чтобы я ушел из вашей жизни.
Она нежно на него посмотрела:
— Встреча с вами — это… это самое хорошее, Дэн. Я бы не хотела потерять вас.
Чтобы скрыть смущение, он рявкнул:
— А надо бы хотеть!
Клэр осторожно перевела разговор в другое русло:
— Ваша сестра обращалась к психотерапевту, чтобы он помог ей справиться с травмой?
— Да, но как-то неохотно. Патрик, ее жених, хотел бы снова быть с ней, но Дженни этого боится.
Клэр снова увидела муку в его глазах. Сколь велика его любовь к сестре, и как остра боль за нее! Отрадно, что теперь Шеннон настолько доверяет ей, что может не скрывать свои истинные чувства. Но она знала, что должна быть осторожна, иначе Дэн снова замкнется в себе. Почему он так переменился? Может, из-за того, что побывал сегодня в ее школе?
— Патрик по-прежнему ее любит?
— И никогда не переставал.
— Вы говорите так, словно вас это удивляет. Почему?
— Потому, что даже спустя столько лет Патрик позволяет любви терзать ему сердце. Он не хочет забыть Дженни. Он отказывается ее забыть.
— Любовь не уходит только из-за того, что произошла трагедия, — мягко объяснила она.
— Я бы сказал, что любовь — это особый вид пытки. Патрик так и ждет, чтобы Дженни снова впустила его.
— Он так сильно любит ее, что готов ждать. — Клэр заметила, что у Шеннона заходили желваки. Он отрубил:
— Любовь — это боль. Жизнь научила меня. Я же вижу, как страдает Патрик. Игра не стоит свеч.
— Игра? Любовь?
— Да.
Осторожно она спросила:
— А Дженни разрешает Патрику быть рядом?
— Нет, только мне. Она больше никому не доверяет.
— Почему она не позволяет Патрику помочь ей выздороветь?
— Потому что она искалечена. Она урод по сравнению с тем, какой была прежде.
— Она думает, что если Патрик ее увидит, то бросит ее?
— Да, наверное. Но Патрик знает, что она теперь некрасива, и ему это неважно. Я пытался доказать это Дженни, но она не хочет ничего слышать.
— Может, Патрику надо встретиться с Дженни и самому поговорить об этом?
Фыркнув, Шеннон покачал головой:
— Давайте скажем так: наша семья — то, что от нее осталось, — это я и сестра, а мы с ней — люди упрямые.
— Это не упрямство, — тихо сказала Клэр. — Дженни просто зарыла голову в песок и делает вид, что его чувства теперь не волнуют ее.
Шеннон заерзал на стуле, пробормотав:
— Иногда лучше всего бежать.
Клэр посмотрела на него в упор.
— Я не согласна. Всегда лучше откровенно поговорить с человеком. Вам надо посоветовать Патрику поехать к Дженни и поговорить начистоту.
— Если бы он знал, где она, то давно так и сделал бы.
— И вы не говорите ему, где она?
— Как я могу? Дженни молит меня не говорить. Не могу же я нарушить свое слово!
— Но, — слабо возразила Клэр, — ведь это помогло бы залечить ее раны, Дэн. И Патрик не страдал бы, и сестра не была бы одинока.
Уязвленный ее справедливым упреком, Шеннон уставился в тарелку. Есть ему окончательно расхотелось.
— Вы уже не школьница, Клэр. И сами немало пострадали. Вы пережили то же, что и наша семья. Почему же ваши эмоции сильнее трезвого взгляда на жизнь? Где же ваш аналитический ум? Помните, что вы мне говорили? Мысли в порядке, глаза на месте, и сердце не ошибается…
Она почувствовала его настроение и прошептала:
— Я знаю, что наивна, и все-таки…
— От жизни устаешь. Попробуйте натыкаться на стену снова и снова — и посмотрите, захочется ли вам еще раз упереться в нее. Снова станете к ней рваться? Будь Патрик поумнее, он забыл бы Дженни.
Клэр испугало то, как твердо Шеннон произнес каждое слово. Бегство и уход от трудной ситуации? Нет, она не верит ему. За фразой потаенная надежда. А без нее разве жизнь?.. Огорчившись, она только и сказала:
— На месте Патрика я бы встретилась с Дженни. Моей любви хватило бы, чтобы отыскать ее без вашей помощи.
Шеннон увидел, как упрямо сверкнули ее глаза. Он невесело улыбнулся:
