Лорелея кивала в знак согласия, пока не услышала последнюю фразу.
— Монашек?
— Ведь ты с уважением относишься к монашкам?
— Конечно. А кто нет?
— Хочешь уйти в монастырь?
Лорелея поперхнулась и закашлялась.
— Принимаю, отрицательный ответ. Но, если ты стремишься завоевать уважение, стоит рассмотреть и этот вариант. Он может вполне подойти тебе в дальнейшем.
Она откинулась на спинку дивана и приняла довольно откровенную позу.
— Думаешь, я могу стать монашкой?
Донован медленно оглядел ее с головы до ног:
— Нет.
Лорелея одобрила его ответ.
— Но, насколько я могу судить, вряд ли тебе удастся что-либо сделать, чтобы заставить людей изменить мнение о себе.
Роковая женщина исчезла, Лорелея в изнеможении фыркнула.
— Не могу с тобой согласиться. Нужно доказать им, что они не правы.
— Или потому, что это всегда срабатывает.
— И у кого теперь в голосе горечь?
— Покорность, но не горечь. Есть разница.
— Не совсем. Соглашусь, что это будет трудно сделать.
— Именно.
— Но это не невозможно. Например, я всегда считала, что ты эгоистичный, тупоголовый и хвастливый парень.
Доновану нравилось спорить с Лорелеей.
— И все еще придерживаешься того же мнения.
— Это по большей части справедливо, — парировала она.
— Я вовсе не тупоголовый. Уважаемый специалист и успешный журналист.
— Какая разница. — Лорелея махнула рукой. — Веди себя как психованный бунтарь, к тебе и будут относиться соответственно. Трудно жить согласно репутации, но не невозможно.
— Хм, не хотелось говорить, что у тебя репутация «испорченного ребенка с дикими замашками», но никак не «психованного бунтаря».
У Лорелеи открылся рот.
— Неправда.
— Правда.
Насмешка исчезла, и она едва смогла совладать с собой и придать лицу выражение крайней растерянности.
— Значит, меня скрутили, поскольку на самом деле это правда.
— А ты как считаешь?
— Мне действительно нужно рассмотреть возможность уйти в монастырь, если я хочу избавиться от этой репутации.
— Это будет неправильно. Растеряешь свой талант попусту.
Лорелея села и, обвив его ногу своей, перебралась к нему на колени.
— Сопляк.
— Тряпка.
Она оттопырила нижнюю губу, выказывая недовольство.
— Я-то думала, мы друзья.
— Так и есть.
— Интересно, как же ты обращаешься со своими врагами?
— Я называю их тем, что они есть.
Лорелея быстро стянула блузку через голову. Расстегнула и сбросила бюстгальтер.
Руки Донована уже были у нее на талии.
— Это так красиво.
Лорелея пробормотала что-то одобрительное, когда его пальцы скользнули по ее ребрам, приближаясь к груди. Она резко расстегнула пуговицы у него на рубашке.
— Может быть, я и тряпка, но у меня хорошие манеры. Спасибо за обед. И заранее большое спасибо за потрясающий секс.
— Секс — мой конек. Обед так себе.
— Знаю. — Она соблазнительно улыбнулась, прижимаясь к его груди с вздохом восторга, ее соски терлись о его кожу. — Вот так мне очень нравится.
Позднее, когда Лорелея со стоном распласталась поверх него с сильно бьющимся сердцем, он почувствовал его удары у себя на груди и подумал о чем-то большем.
— Лорелея, перешли, пожалуйста, списки.
— Сейчас. — Она добавила подмигивающий смайлик к тексту Донована и нажала на клавишу «Отослать», вложила телефон обратно в чехол и взяла корзинку с хлебом. Наступит день, и она займет место Виви просто для того, чтобы посмотреть, какой вид открывается с этого кресла.
Да, она бунтарь. Теперь ей даже показалось, что она слышит, как смеется Донован. Лорелея пошевелила пальцами ног, не вынимая их из туфель. Сегодня утром она успела заскочить в салон и накрасить ногти на ногах ярко-зеленым лаком. Затем она попросила изобразить на ногтях больших пальцев череп, хотя не планировала сохранять этот дизайн надолго, так как собиралась надеть вечером серебряные сандалии по поводу дня рождения отца, и зеленые ногти с черепом вряд ли будут уместны. Ей очень хотелось послать Доновану фотографию, но еще больше хотелось понаблюдать за выражением его лица, когда он ее увидит.
А это, скорее всего, случится не сегодня. У них обоих семейные обязанности, они живут каждый своей жизнью.
— Как вкусно, мама. — Лорелея уловила едва заметный аромат, который немедленно отозвался в ее желудке. Толстая превосходная креветка, запах чеснока и лимона. Закралось подозрение. Креветки с чесночным соусом — мамино любимое блюдо, но оно попало под запрет из-за ограничений в диете отца, наложенных врачом-кардиологом. Масло — океан растопленного настоящего масла — не появлялось на их столе уже более года. — Произошло что-то, чего я не знаю?
Мать выглядела удивленной.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты же теперь не ешь масло, поэтому я удивилась. Почему меня так умасливают? Надеюсь, вы не собираетесь разводиться?
Отец рассмеялся:
— Конечно нет.
— У меня прекрасное настроение, ты сегодня здесь, а это хороший повод ослабить строгие правила, совсем немножко, — добавила мама.
— Отлично. А я-то было заволновалась. — Вполне удовлетворенная ответом, Лорелея подхватила креветку. Фантастика.
— Хотя, впрочем, мы хотели бы задать тебе несколько вопросов…
Отец отложил вилку. Лорелея собралась с духом. Любимая еда плохо сочеталась с серьезным заявлением по поводу «нескольких вопросов», это не предвещало ничего хорошего.
— Ладно. Спрашивайте.
— Мой секретарь хотел бы закончить работу по сценарию торжественного вечера, посвященного моему уходу на пенсию.
Отец говорил, мама улыбалась.
— Я отговорил Джима Нелсона от широкомасштабного пикника, но там будут произносить речи.
— Естественно. Ты занимал руководящую должность почти сорок лет. И вполне вероятно, тебя будут умолять не уходить на пенсию.
— Чтобы все это не затягивалось, — вмешалась мама, — мы решили установить ограничения по количеству тостов, сократили список возможных выступающих.
— Знаю, тебе придется позволить выступить мистеру Нелсону, но держите микрофон подальше от мистера Делакруа. Он говорит много и сбивчиво.
Отец кивнул:
— Мы знаем, Лорелея. Но мне кажется, необходим личностный подход. Я хотел узнать, будет ли у тебя желание.
— Какое?!
Оба рассмеялись, она смутилась еще больше. Мама протянула руку через стол и похлопала ее по руке.
— Сказать тост папе, дорогая.
Родители выжидающе смотрели на нее.
