- Но… мы не можем все вот так закончить, - растерянно произнес Диллан.
- Я могу. - Элейна выскользнула из постели и вздрогнула, когда ее босые ноги коснулись холодного кафельного пола. - А теперь, если ты не против, я бы хотела переодеться и собраться домой.
Мускулы на его лице дрогнули. Элейна подумала, что если сейчас он дотронется до нее, то она умрет на месте. Но прошло мгновение, а Диллан просто стоял. Потом он резко повернулся и вышел из палаты.
У Элейны подкосились ноги, и, чтобы не упасть, она оперлась рукой на кровать. Не думай, приказала она себе. И не чувствуй.
Она ощутила, как внутри ее сердца разливается ледяная река, останавливающая боль. Но это ненадолго, боль возвратится, знала Элейна.
На ранчо всегда было полно всяких дел. И в течение последующих двух дней Диллан принял решение, что всей работой займется сам.
Сегодня он поднялся еще до рассвета и все утро провел на северо-западной границе своих угодий, проверяя заборы. Потом он направился на северное пастбище, чтобы заняться молодняком. В полдень надо было загнать в стадо отбившихся коров. Одна упрямица заставила его особенно попотеть. Но после долгой изнуряющей борьбы, напоминающей перетягивание канатов, победили упрямство и физическая сила человека.
Хотя глупой корове было на это наплевать.
Потом Диллан ремонтировал ветряную мельницу…
Работа была единственным спасением от боли, которую неотвратимо несли с собой воспоминания об Элейне. Но работа помогала далеко не всегда. Образ Элейны внезапно возникал в его сознании, и в самый неподходящий момент.
Рассеянность Диллана не замедлила принести свои негативные результаты: синяк на щиколотке, глубокий порез от проволоки и шишка на голени размером с грецкий орех, полученная при переносе наковальни в мастерской.
Диллан был даже рад физической боли. Он знал, как с ней справиться. Вот только как избавиться от боли душевной?
Мысленно Диллан благодарил Элейну за то, как она рассталась с ним. Не было ни слезливого прощания, ни полных обиды и злости упреков. Она просто уехала. Вот и все.
Диллан никогда не рассказывал женщинам о своих деловых сделках, никогда не делился с ними планами, касающимися бизнеса. И уж, конечно, не советовался с ними. Да и вообще… Он еще никогда не раскрывал ни перед одной из них свою душу.
Значит, так тому и быть. С чего это ему менять свое поведение?
Ну и что с того, что, когда утром он вернулся на ранчо и не увидел ее грузовик, его сердце чуть не разорвалось от тоски? Это тоже ничего не значит, черт побери!
Доехав до реки, Диллан натянул поводья. С этого места он почти видел верхушки кипарисов. И уже в сотый раз ему вспомнился образ Элейны, стоящей на коленях рядом с Бакстером. Он вспомнил ее руки, лежащие на груди собаки, ее закрытые глаза, сосредоточенное и одновременно умиротворенное выражение лица. Тогда он похолодел от страха за нее, боялся, что она ранена. Когда Элейна потеряла сознание, Диллан стал искать следы от ран, но, к счастью, их не было.
На бешеной скорости он повез ее в больницу. А потом проверил память ее мобильного телефона и позвонил сестре. А когда Кира сказала, что не о чем беспокоиться и что надо лишь подождать пару часиков, он чуть не заорал на нее. Как это - не беспокоиться? Элейна потеряла сознание. А после того, что она сделала…
О черт, все это было просто невыносимо!
Элейна оставила на кухонном столе два запечатанных конверта. Один для Дотти, второй для Бобби. Для него не было ничего.
Черт побери, он же ей не лгал! Он только хотел купить ее ранчо. Но это просто бизнес, и все.
Диллан со злостью дернул за поводья. Ненадолго ему удалось забыть о Элейне. Но, когда он вернулся на ранчо, а Бакстер и Тэффи, радостно лая, выбежали ему на встречу образ Элейны вернулся.
Она не выходила у него из головы. И это бесило.
Собаки побежали вслед за Дилланом в сторону конюшен. Но было заметно, что Бакстер старался держаться подальше от копыт его лошади. По крайней мере, собака извлекла урок из случившегося. Урок не прошел напрасно, подумал Диллан, вздыхая.
Оглядев конюшни в поисках Бобби, Диллан слез с лошади. Когда здесь работала Элейна, Бобби постоянно вертелся рядом. А теперь, когда она уехала, мальчишку было не застать.
Диллан громко позвал своего работника. Но внезапно замолк, услышав, что в конюшне, где стоял Сантана, кто-то поет. Пела не Элейна, а Бобби - не попадая в ноты, путая слова.
Нахмурившись Диллан вошел в стойло. Он увидел, как Бобби, тихо напевая, чистит жеребца.
С недовольным видом Диллан стоял позади стойла. Разве он недостаточно страдает оттого, что не может выкинуть из головы мысли об Элейне? Ему что, еще и ее песню придется слушать?
- Ты поешь или скулишь оттого, что жеребец наступил тебе на ногу? - В голосе Диллана прозвучало больше раздражения, чем он хотел.
- Сантане нравится, - улыбаясь, ответил простодушный мальчишка.
- И кто же тебе это сказал? - спросил Диллан.
Тэффи и Бакстер подбежали к стойлу и, нюхая, уткнулись в него носами. Диллан раздраженно прикрикнул на них, и они смиренно уселись рядом с ним.
- Элейна. В своем письме она посоветовала петь Сантане, если он вдруг занервничает или у него будет плохое настроение. Это его успокаивает.
- Неужели? - Диллану очень хотелось спросить, что же еще Элейна написала в своем письме, но он молчал.
- А вы разве не слышали, как Элейна пела Сантане? - без всякого злого умысла спросил Бобби. В его глазах стоял искренний вопрос.
Да. Из всех работников ранчо только этот наивный подросток мог додуматься упомянуть об Элейне в разговоре с Дилланом!
Диллан нахмурился.
- Пойди к Сержанту. А я закончу работу с Сантаной, - резко выпалил он.
- Конечно, босс, - ответил Бобби. Но было очевидно, что он не хотел уходить. Он протянул Диллану щетку и, засунув руки в карманы, робко спросил: - Так, если вы поговорите с ней, вы передадите ей привет от меня?
- Конечно, - процедил Диллан сквозь зубы, с нетерпением ожидая, когда его юный работник наконец уйдет, чтобы он смог громко выругаться. - Она уехала навсегда. Все. Точка, - пробормотал Диллан себе под нос.
Сантана зафыркал.
Бакстер и Тэффи все еще сидели у входа в стойло и пристально смотрели на хозяина.
- Что вы уставились на меня, как на врага! Вы, трое! Я не просил ее уезжать. Она сама так решила.
Словно поняв его слова, собаки понурились, а Сантана стал бить копытом, и Диллан закричал еще громче:
- Черт побери! Я не просил, чтобы она уезжала. Я не хотел этого.
Крепче сжав в руках щетку, Диллан почувствовал, как его сверлили взглядом три пары глаз. И внезапно он словно оглох от внутреннего голоса, который прозвучал у него в голове.
