— Ничего подобного. Это научило меня понимать, что такое настоящие отношения. Люди разговаривают, спорят, смеются, делятся мыслями и мечтами и занимаются сексом, как мы с тобой прошлой ночью. Это и есть любовь.
У Софи так дрожали руки, что она уронила на пол какую-то папку. Казалось, она была рада возможности повернуться к Гэри спиной, чтобы собрать разлетевшиеся по полу листки.
Гэри обогнул письменный стол и стал помогать Софи. Несмотря на ее явную враждебность, он был счастлив оказаться рядом с нею, вдыхать знакомый аромат духов. Ее волосы почти касались его головы, а рот был так близко, что он мог бы поцеловать ее. Они могли бы заняться любовью прямо здесь, на полу. Однако Софи была так на него зла, что Гэри решил не искушать судьбу.
Но и стоять друг против друга, по разные стороны письменного стола, довольно глупо. Когда бумаги были собраны, Гэри схватил Софи за руки, не давая ей встать. Она не отняла их. Малейший толчок с его стороны — и она могла бы очутиться в его объятиях. Но Гэри снова решил не рисковать.
— Что тебя так пугает? Знаю, ты городская, а я — деревенщина, но можно же что-то придумать. Тебе понравились мой дом, мои сын и отец и даже собаки. — Гэри позволил себе чуть-чуть улыбнуться. — Не знаю, как ты, а я вчера провел лучшую в моей жизни ночь и понял, что мы созданы друг для друга. Такое редко встречается.
— Все это не имеет значения, Гэри. Я всегда мечтала о том, как скажу «да».
— Так скажи. Мне скажи. Сердцем скажи.
— Мне очень жаль, но я не такой бунтарь, как ты, — покачала головой Софи. На ее ресницах блеснули слезы. — Мне нужно пройти через этот ритуал. Мне нужна обычная старомодная свадьба.
— Но в ней же нет абсолютно никакого смысла.
— Это ты так считаешь. А я хочу быть законной женой законного отца моих детей. Хочу носить обручальное кольцо. Хочу перед всеми поклясться, что беру этого человека себе в мужья. Хочу объявить об этом всему белому свету.
— Зачем?
— Не знаю. Такая уж я есть. Но мне это нужно, а ты не можешь мне этого дать. — Она попыталась высвободить свои руки, но Гэри не отпустил их.
Видимо, здесь он не единственный честный человек. Софи тоже все честно ему высказала, хотя ей было нелегко отказаться от его любви. Несколько слезинок выкатилось из ее глаз, но она не стала их смахивать. Глаза ее смотрели на него с такой печалью, что ему стало невыносимо больно.
Софи снова дернулась, и Гэри понял, что должен не только отпустить ее руки, но и вообще освободить Софи от себя.
Гэри поднялся и помог ей встать. Собрав с пола оставшиеся листки и положив их на стол, он сунул руки в карманы, чтобы избежать искушения схватить Софи и целовать ее до тех пор, пока она не изменит своего решения. Но Софи больше не присяжный заседатель, и он не имеет права заставить ее смотреть на вещи своими глазами.
Однако какой-то уж очень жалобный внутренний голос пытался убедить Гэри в том, что он не сможет жить без ее мелодичного смеха и пылких объятий. Но ведь смех и секс не могут быть залогом настоящего партнерства. Только общие взгляды и общие ценности.
Софи, похоже, уже от него отказалась. У них не нашлось ни общих взглядов, ни общих ценностей. Она была такой же, как Джоселин Креймер, проливавшая слезы не потому, что рухнули отношения с человеком, любившим ее, а из-за того, что не состоялась свадьба.
— Ладно, — сказал Гэри, стараясь не показать, как он расстроен. — Мне пора. Надо полить сад и накормить своих бестолковых собак.
По щекам Софи градом катились слезы, но она их не вытирала. Гэри надеялся, что она не даст ему уйти, но она его не остановила. Стояла в окружении красивых вещей и плакала, совсем как Джоселин, для которой брачный ритуал был дороже любви.
Почему, когда ее бросил Митчел, она не проронила ни слезинки, а сейчас, при виде Гэри, уходящего с гордо поднятой головой, разразилась целым потоком слез — что твой Ниагарский водопад? Почему ради Митчела полностью изменила свою жизнь, а ради Гэри не хочет ничего сделать, хотя влюбилась в него без памяти?
Если бы она согласилась на его условия, возможно, ей и удалось бы переубедить его и он изменил бы свою точку зрения на брак. А если нет? Она бы все больше влюблялась и уже не смогла бы порвать с ним.
Самым забавным было то, что Софи никогда не принадлежала к тем женщинам, которым непременно вообще надо выйти замуж. Она хотела выйти замуж именно за Гэри, только за него, потому что полюбила его.
— Ты в порядке? — В дверь заглянула Линн. — Кто это был?
— Я же тебе сказала — присяжный.
— Заставивший тебя плакать?
— Да нет, я не плачу, — возразила Софи, хотя слезы градом катились у нее по щекам.
— Убить его мало.
— Не стоит, — сквозь слезы улыбнулась Софи. — У него на руках семья.
— А что, собственно, случилось на суде?
— Мы пришли к компромиссу. Решили в пользу истицы, но она не получила всего того, на что рассчитывала. Но все уже позади, и я не хочу больше об этом думать. Пора привести в порядок наши инвентарные листы.
Но от Линн не так-то легко было отделаться.
— Я все же не уверена, что этого типа не надо пристрелить. Что он хотел от тебя?
— Ему нужна моя любовь, но своей руки он не предлагал.
— Вот мерзавец! Да его убить и то мало!
— Перестань. Лучше скажи, этот парень с загородным домом все еще хочет со мной встретиться?
— Я узнаю. Не поручусь, правда, что и он не окажется мерзавцем. Всем им надо одно и то же.
* * *
Встреча с владельцем загородного дома состоялась через неделю и оказалась до зевоты скучной. К счастью, этот зануда не выразил желания увидеться снова, и Софи вздохнула с облегчением.
Время тянулось бесконечно медленно. Дни текли страшно однообразно. Софи потеряла аппетит и сон.
Выход был один — позвонить Гэри и сказать, что она принимает его условия. Это означало бы ее полное поражение. Но не уступила же она ему при обсуждении приговора и тем более не должна уступать, когда дело касается такого важного шага, как законный брак. Это он должен уступить — если, конечно, любит ее.
Но, видимо, его любовь не столь сильна, а может, он слишком гордый, чтобы сделать первый шаг.
Софи часами сидела и таращилась на телефонный аппарат в ожидании звонка. Гэри не звонил и в магазине больше не появлялся. Чем дольше его не было, тем она становилась печальней, но и мудрее. Надо забыть о Гэри, пока она еще способна здраво мыслить.
Звонок раздался в пятницу. Софи так мечтала его услышать, но голос в трубке не был ни виноватым, ни нежным, ни страстным. В нем были боль и страх.
— Софи? Господи, Софи, ты мне нужна!..
