Линди судорожно вздернула подбородок, глаза ее засверкали.
— Никогда я этого не делала!
— Успокойся, я не собираюсь ставить тебе палки в колеса. Пусть это останется нашей маленькой тайной, что на тебя, как и на всех нас, простых смертных, накатывает самая обыкновенная похоть. Ах, я и забыл: ты предпочитаешь называть это любовью! Как же, тебе незнакомы низменные животные инстинкты — только чистые, возвышенные эмоции!
Линди опять рывком запахнула блузку, когда его холодный взгляд подчеркнуто задержался на ее молочно-белой груди. Как будто она нуждалась в напоминании о том, что их первобытное соединение не было ни чистым, ни возвышенным!
Сэм заправил в брюки рубашку, лишившуюся нескольких пуговиц, не спеша расправил, отметив поднятием бровей распоротый шов на рукаве.
— Вот досада, забыл захватить на прием нитку с иголкой, а еще бойскаут!
— Вряд ли ты был бойскаутом.
— Конечно, такого испорченного типа, как я, не могли принять в ряды скаутов! Кстати, я и правда не был бойскаутом. Но не потому, что предпочитал ритуалы сатанистов; просто после школы нужно было помогать отцу на ферме.
Боже, как она ненавидела его сарказм!
— Вот благонравный мальчик! Впрочем, преданность сыновнему долгу не помешала тебе уехать из дому...
— ...бросить своих домашних на произвол судьбы, променяв их на пошлые удовольствия большого света? Дорогая, ничто не ускользает от твоего внимания! — Под его брезгливым взглядом Линди вдруг почувствовала себя мелочной и подлой. — На самом деле к тому времени отец умер. Ему просто не хотелось жить после того, как он потерял ферму. Может, если бы жива была мама...
— Прости. Я не знала...
Что могла она еще сказать? Но нельзя ему сочувствовать, это слишком опасно!
— Да что ты говоришь? А ведь только что ты разглагольствовала о моем прошлом с полным знанием дела.
— Я знаю достаточно, — натянуто возразила она. А достаточно ли? Впервые Линди усомнилась в том, что располагает всеми данными, чтобы судить его. Нет, нельзя быть такой доверчивой! Его поступку не может быть оправдания! Разве она не видела, как умело он манипулирует всей съемочной группой? А уж ее-то одну охмурить для него — детская игра!
— Как же в тебе сочетается столь ярое отвращение ко мне с тем, что ты только что здесь выделывала?
Он смотрел на пол, прямо на то место, где... Линди отчетливо увидела перед собой их сплетенные тела, услышала затрудненное дыхание. Она сжала руками виски, бессознательно качая головой.
— Или ты решила, что я сгожусь, чтобы удовлетворить твои... насущные потребности, пока не подвернется идеальный возлюбленный? Без темного прошлого, без ошибок, за которые нужно расплачиваться?
— Я спала, ничего не соображала, а ты воспользовался, — защищалась Линди сдавленным голосом. — Я не ищу никакого идеала. Мне вообще не нужен мужчина, я и так живу полной жизнью!
У него получается, будто она нетерпима к человеческому несовершенству. Он все выворачивает наизнанку!
— Но меня-то ты заставила расплачиваться за ошибку! — И вдруг ей стало ясно, что на самом деле Сэм совсем не так спокоен, как кажется. Он был в бешенстве. — Ты могла уехать. Ведь понимала же, что я не стану настаивать на соблюдении контракта! Нет, тебе обязательно нужно было каждый день мозолить мне глаза! Даже когда тебя не было рядом, — продолжал он словно одержимый, — я все время ощущал запах твоих духов...
Выругавшись, Сэм оборвал фразу. Тяжело дыша, он провел рукой по волосам, свирепо глядя на нее. Очевидно, он уже жалел, что не сдержался.
Голова у Линди шла кругом. Она ни секунды не подозревала у Сэма таких чувств. Ей казалось, что только она одна пережила за последние две недели все муки ада. Но ему, видимо, тоже было нелегко. Линди не могла в это поверить — он ни разу не выдал себя ни словом, ни взглядом.
— Я... я не знала, — прошептала она.
Сэм засмеялся неприятным смехом.
— Женщина всегда знает, когда ее хочет мужчина, а я тебя хочу.
Он так произнес это слово, что Линди содрогнулась. Унизительно было сознавать, что его хриплый голос вызвал у нее ответный непреодолимый порыв. В ней начала подниматься злость, только вот злиться было не на кого, кроме самой себя.
Сэм невольно высказал ее ощущения вслух:
— Не могу сказать, чтобы это доставляло мне удовольствие. Но я ничего не могу с собой поделать. Ты, как выясняется, тоже, но это слабое утешение.
— Я? Я не...
— Не будь смешной, Розалинда! Я только что держал тебя в своих объятиях. Я чувствовал, как в тебе бьется желание. Ты тоже попалась на крючок, это как наркотик. — И он схватил ее за руки.
Линди хотела возразить, но что толку? Она облизала сухие губы. Ее голос зазвенел:
— Я презираю тебя.
— А я — еще больше. Презираю себя, что поверил, будто ты — первая женщина, с которой я смогу быть самим собой. Я уже отчаялся найти такую. Нет, это просто бесподобно! Ошибаться — и так по-крупному! Что ж, желаю тебе встретить в конце концов твой идеал в белоснежных одеждах. Ты очень любишь бросаться словами насчет принципов и долга. Меня просто тошнит от твоего самодовольства. А я-то думал, что ты сможешь меня исцелить.
Линди попыталась вырваться, и Сэм не стал ее удерживать.
— Ты, конечно, несчастная жертва моего нелогичного поведения! — саркастически фыркнула она, дрожащими пальцами застегивая блузку. — Если это, по-твоему, преступление — не соглашаться спать с человеком, который способен бросить девушку, отказаться от собственного ребенка, — значит, я виновна! — Она вкладывала в свои слова всю силу чувства. — Ты хоть представляешь себе, в каком она тогда была отчаянии? Она-то не могла сбежать, не могла позволить себе такую роскошь! Ты называешь меня рассудочной? Пусть я рассудочная, но я презираю тебя за то, что ты бросил беременную женщину.
— Я ошибся, — протянул Сэм, глядя на нее ледяным взглядом. — Тебе никогда не найти мужчину, который сможет соответствовать твоим высокоморальным принципам. Таких просто не бывает. Смотри, какая ты молодец: и суд, и присяжные, все в одном лице. Нет чтобы спросить: «Расскажи мне, Сэм, что произошло?». — Заметив ее смущение, Сэм откинул назад темноволосую голову и расхохотался. — Тебе это и в голову не пришло!
— Я-то ничего плохого не сделала!
— А жаль. Может, если бы ты хоть раз в жизни оступилась, не была бы такой прокуроршей. Ты могла бы даже стать симпатичным человеком.
Если бы он знал! Слава Богу, она не успела ему рассказать.
— Не надо изображать оскорбленную невинность, Сэм. Умеешь ты все переворачивать с ног на голову.
— Я никогда не притворялся невинностью, Розалинда. Просто я ценю старомодную порядочность и всегда старался не подводить своих близких, хоть ты в это и не веришь. Я не гоняюсь за совершенством, в отличие от тебя, но я ищу в людях терпимость, человечность и чувство юмора. Все-таки первое впечатление — самое верное: ты действительно холодная, заносчивая стерва!
