— На место, Макс, — послышалось из-за двери.
Пит и Виктория молчали. Первым нарушил тишину Пит.
— Дорогая, что бы мы сказали, если бы позвонили в полицию? Алло? Полиция? В доме Виктории Генри чужой человек, лишенный памяти. Да, писательница. Парня зовут Норман Генри… Нет не писатель. Кто-то стрелял в него. Мы полагаем, что это его начальник, который, как кажется Норману, может еще кого-нибудь убить. Нет, нет. Это не тот Норман Генри, который писатель. Потому что того Нормана Генри вообще не существует. Представь, что нам ответит сержант.
— Я позвоню Джеку, — сказала Виктория.
— Зачем?
— Чтобы узнать, как поступать в дальнейшем.
Пит подтолкнул к ней книгу.
— Все здесь. Прочти и поплачь.
Виктория поразмыслила, а не выбросить ли книгу в корзину для мусора и не подвергнуть ли Пита истязаниям пострашнее, но, в конце концов, подперев рукой подбородок, уставилась на огни, мерцавшие над ночным заливом, и постаралась не думать о том, что потеря Нормана неизбежна. Однако это ей не удалось.
— Я ухожу, дорогая. Оставь Макса сегодня в прихожей. Он, по крайней мере, предупредит об опасности.
— Именно так я и сделаю, — ответила Виктория, все еще глядя на освещенный клочок воды. Она вспомнила своего возлюбленного и жесткого, загнанного в тупик агента. Оба имели право на жизнь, но существовать мог только один. И для того, чтобы остаться целым и невредимым, Норман снова должен был стать только агентом.
Но будет ли он счастлив? И не покинет ли ее? Виктория тяжело вздохнула и взяла книгу по психологии.
Пальцы Нормана дрожали. Шесть вопросов без ответов мучили его. Они, как стервятники над павшим животным, кружились в голове.
Кто такой Джеймс? Почему это имя мне так знакомо? Почему мне кажется, что я знаю про этого человека все, хотя не могу вспомнить его лица? Кто это Майкл? Почему имя Мэри навевает такую печаль? Почему я ничего не могу вспомнить о Виктории, кроме нескольких ее интервью и того, что, я ее люблю?
Кто такой Джеймс? Это имя вызывает чувство опасности и страха, переполняет ненавистью и символизирует предательство и одиночество.
Майкл. Поток воспоминаний разом нахлынул на него, обжигая сердце и разум. Но им нет места в его жизни. Норман знал это точно. Он был тайным агентом ЦРУ и работал один, при чем же здесь Майкл, похоже, партнер и друг? Пытаясь понять это, Норман остро ощутил потерю, словно умер его самый близкий товарищ.
Мэри. Лицо феи, каштановые волосы, вспыхивавшие огнем на солнце и казавшиеся темно-бордовыми при лунном свете… Она произносила «р» так, что казалось, вот-вот засмеется. Он помнил день ее рождения и день, когда она поменяла кухонную обстановку, рассердившись на себя за то, что сломала дверцу кухонного шкафа. На животе у Мэри была родинка. Во время болезни она исчезла, химиотерапия исказила нежные черты, а прекрасные волосы выпали. Она умерла, унося с собой и свой смех, и свою вспыльчивость.
Норману снова стало страшно. Эти люди… Они так реальны, так близки — стоит лишь оглянуться, и ты коснешься их, и в то же время так далеки, словно совсем из другого мира.
Он знал Викторию, книги, которые они написали. Но как это было? Он не мог воскресить в памяти ни одного дня, когда они работали вместе, печатали текст или намечали сюжет будущей книги.
Может быть, это результат контузии, или он просто сходит с ума? Норман пригладил волосы и подумал о повязке. Тот психиатр, Джек, парень с желтой сумкой, сказал, что это пулевое ранение. Как это произошло? Разве такое можно забыть? Нельзя, если только ты не сумасшедший. Или у тебя потеря памяти.
Но он не терял память! Он знал, кто он, знал, что женат на Виктории. Правда, иногда она смотрит на него, как на неизвестного. Почему? Он что, так сильно изменился? Но тогда каким же он был прежде? Почему он этого не помнит? Почему?
Когда он проснулся сегодня утром, в доме не было его одежды, а та, что он нашел вечером, была абсолютно новой — на ней еще болтались бирки.
Виктория постелила ему в комнате для гостей. Может быть, его долго не было дома? Сколько времени необходимо, чтобы в доме не осталось следов пребывания человека? Много, очень много. Он ничего не может узнать в своем доме. Совсем ничего.
И Макс. Он помнил кличку, но не собаку. Почему?
Что за странное безумие овладело им? Его накачали наркотиками? Может быть, он действительно сошел с ума?
Загнанный в угол, мучимый чувством вины, он подошел к книжному шкафу. Он даже не узнавал книг, хотя многие читал. Но он никогда не покупал этой классики в твердых переплетах.
Он поискал глазами одну книгу. Но там, где она стояла прежде — между учебником химии и справочником по оружию, — зияла пустота. И это заставило его сердце забиться сильнее. Виктория опередила его. Она поняла: с ним что-то случилось. Норман видел это в ее глазах, угадывал по ее неуверенным движениям прошлой ночью. Она любила его, но почти обезумела от беспокойства. Почему? Он не находил ответа.
Он схватился за голову и изо всех сил стиснул ее.
И вдруг его осенило. А что, если все эти люди — персонажи его собственных книг?
Норман быстро пересек комнату и подошел к шкафчику, где хранились документы. В первом же ящике, среди толстых папок, оказалась одна, на которой значилось: «Наброски характеров действующих лиц».
Он вытащил папку из ящика и задвинул его. Затем несколько минут сидел, не глядя на бумаги. Что если он не найдет там ни Джеймса, ни Майкла, ни Мэри? Он медленно открыл папку и начал читать.
Он узнал почти всех. Гарри, главного героя первого триллера Норманов, и Барнета, агента контрразведки из третьего романа. И Сэма Сэмюэльсона, несгибаемого полицейского, повидавшего слишком много безнаказанных убийств, а потому решившего подменить собой закон, и Вэнди, нетерпеливую молодую руководительницу отдела, выследившую банду продавцов наркотиков по несоответствию в телефонном счете. Но ни Джеймса, ни Майкла, ни Мэри среди них не было.
Норман вытащил одно из описаний и, приняв его за образец, стал настукивать на машинке все, что знал о своих неуловимых персонажах.
Ярость охватила Нормана, когда он начал с Джеймса. Этот сукин сын, шеф отдела, убийца под личиной государственного чиновника. У него, как у какого-нибудь террориста, всегда с собой пистолет 38-го калибра. Его седые, безукоризненно ухоженные волосы изысканного джентльмена к концу повествования уже вызывали отвращение.
Опустошенный, изнуренный, казалось бы, чужими воспоминаниями, Норман, тем не менее, продолжал.
Майкла описать было труднее. У него не было фамилии, и Норману не удалось представить цвет его глаз. Майкл любил кондитерские магазины и футбол, у него был старый, разбитый автомобиль, некогда ярко-зеленый, а теперь серый и блеклый. Он родился в июне под знаком Близнецов, и именно поэтому, как часто говаривал Майкл, ел за двоих. Он был разведен, Норман даже вспомнил имя его бывшей жены — Кристина — и имел двух детей — Майкла-младшего десяти лет, и Конни восьми. Слезы блеснули на глазах Нормана, когда он отпечатал слова Майкла: «Я никогда не жалел, что у меня есть дети. Когда они появляются на свет, ты с удивлением узнаешь, что в твоем сердце стало больше места. И прежняя пустота заполняется любовью».
