— Да, мы все в восхищении.
— Ты был великолепен.
— Да, он был просто неподражаем.
— Но как тебе это удалось?
— Ты такой мастер импровизации.
— Ты вообще текста не придерживался.
— Это все Луи подстроил.
— Почему сразу Луи, у нас еще А.М. есть.
— Я тут ни при чем, я был в гримерной.
— И я ни при чем, я осматривал реквизит.
— Но ты мог что-то подстроить.
— И вы могли что-то сделать.
— Думаю, никто из нас ничего не мог поделать.
— Думаю, всем этим руководил кто-то гораздо выше нас.
— Думаю, все-таки это Луи все устроил.
— Ну вот, он теперь на нас обидится.
— И два дня с нами разговаривать не будет.
— Да больше, больше. Может, даже целую неделю.
Никогда! Никогда больше не пойду в этот чертов театр! Это же черт знает что такое! Я уже у них главные роли в пьесах играю!
И меня видел весь город! Весь город может читать афиши! Интересно, а куда я смотрю, когда двигаюсь по улицам? Надо будет проследить за собой в следующий раз. Но в театр больше ни ногой!
Так. А я же собралась стать дизайнером по театральным костюмам. Интересно, где этому учат? У кого спросить? Но в театр не пойду. Только не в театр.
Выручила меня мама.
— Дочь моя, — сказала она, — мы тут всем домом моды трудились над одним невыполнимым заказом и все-таки одолели его.
— Над каким заказом? — наивно спросила я.
— И теперь мне готовые костюмы нужно отвезти, — продолжила она, не обратив внимания на мой вопрос, — а у меня поясницу скрутило, я не могу ехать.
— Куда отвезти? — задала я новый вопрос, совершенно не требующий обоснованного ответа.
Можно сказать, вообще не требующий ответа.
— К нашим странным джентльменам в темных очках и с красивыми подбородками, к кому еще?! — возмущенно сказала мама.
— И что ты предлагаешь?
— Костюмы уже лежат в моей машине, садись и поезжай! — коротко ответила мама, видимо, ее и правда там сильно скрутило.
— А тебе ничем помочь не надо?
— Это и будет твоя помощь! — сказала мама и повесила трубку.
Мое изворотливое подсознание тут же стало изгаляться передо мной: «Ну может. А если. Я поеду. Туда. На маминой машине. Они все подумают. Что это не я?!»
Ну должна же я посмотреть на них всех и высказать им всем то, что я о них всех думаю!
Мама позвонила поздно вечером. Завтра рабочий день. Придется везти завтра вечером или в обеденный перерыв. И в это время там наверняка кто-то будет.
А вот если я поеду туда с утра пораньше, еще до работы, то там вполне никого может и не быть. Я только оставлю там костюмы и уеду.
Ладно. Разговаривать не буду. А что я скажу? Какая я непутевая, крупные афиши не вижу? Зачем им это? Они опять что-нибудь придумают.
Выспалась я прекрасно. Ничего не снилось. Видимо, и правда от всего устала. Проснулась ни свет ни заря. За окном золотился рассвет, беззаботно пели птицы.
Вышла на улицу в легкий туман и умопомрачительный запах раннего утра. Села в мамину машину и поехала по проторенной в последнее время дороге.
А кругом и правда были эти злополучные афиши. Театр Лимбарди вновь открывается, интересная новая пьеса, приглашаем посетить.
Остановила машину, выключила мотор. Взяла огромный пакет с костюмами. Подошла к дверям, налегла на них, ввалилась в фойе, чуть не упала, пошла по мозаичному полу.
Сегодня — только по проторенной тропе, через зрительный зал. Заодно убедиться, что там никого нет.
Зал был пуст — конечно, ранее утро, кому ж тут быть? Великолепный замок светился вдали бледным искусственным светом.
Подошла к сцене. Пока любовалась замком, выпустила из виду кровать и кресло. Кровать была пуста, а вот в кресле с утра пораньше уже кто-то обитал.
В шляпе. Темных очках. При бороде. Делал вид, что читает какую-то рукопись.
Я остановилась неподалеку. Не знала, что сказать, не решалась беспокоить. Все-таки читает человек что-то в такую рань.
Хоть бы немного помог мне. Ну там тяжело вздохнул или слегка потянулся. Чтобы я поняла, что уже можно начинать светский разговор.
Протянуть пакет с костюмами, сказать: «Нет-нет, не стоит благодарности. А что в такую рань, так я всегда вместе с птицами просыпаюсь».
Я, можно сказать, вообще практически не сплю. В последнее время особенно.
— Привет, — сказал мне низкий обволакивающий голос.
Я так вздрогнула, чуть пакет не выронила.
Сидящий в кресле мужчина усмехнулся.
Ох как я рассердилась. Самое время бороду оторвать. В таком вот состоянии лучше всего искусственные бороды отрывать.
— Извини, — сказал мне тем временем тихий низкий голос, — я сегодня себя неважно чувствую.
И я уже попалась, уже рот раскрыла и давай жалостью вся наполняться.
— А что случилось? — спрашиваю.
— Что-то не то.
— Что не то?
— Слышу сегодня плохо, вижу неважно.
— На колени не присесть? — спрашиваю.
— Ой, я бы сам и не посмел попросить, — говорит.
Он наблюдал за мной сквозь темные очки. Я подошла поближе и решила для начала завести светский разговор.
— А что это вы читаете? — спросила я.
— Да так. Свою пьесу.
— Вы и пьесы пишете?
— Да, пишу.
— И замки рисуете?
— Какие замки?
— И грим из золы делаете?
— Какой грим?
— И волосы в белый цвет красите?
Он рассмеялся. Смех низкий и серебряный.
— Ну вот, — сказал он, — ты справилась.
— С чем справилась?
— С наваждением театра, — сказал он.
Несколько мгновений я молчала.
— Так это наваждение театром было?
— Ну конечно, — сказал он, — а что же еще?
— Я не знаю, — сказала я.
— Не любовь же, — тихо сказал он.
— Почему не любовь? — тихо сказала я.
— Я тебя не знаю, — сказал он, — ты меня совсем не знаешь.
— А для этого надо знать друг друга?
— Говорят, что да.
Он смотрел на меня через темные очки, и меня била дрожь. Неужели, чтобы тебя вот так била дрожь, нужно хорошо знать человека?
— Я только вот эти костюмы вам отдам и уйду, — слабым голосом сказала я, — но вы, пожалуйста, не смотрите их при мне, хорошо?
— Почему?
— Я боюсь.
— Чего ты боишься?
— Вдруг что-то не так.
— Ты их не видела?
— Нет, не видела.
— Чего же ты боишься?
— Я не знаю.
Я поставила костюмы на пол рядом с креслом, но так, чтобы он не мог достать их.
Молодой человек немного подумал. А потом протянул мне руку. И я пошла к нему.
Когда читаешь про любовь или смотришь фильмы про нее же, мечтаешь, чтобы и у тебя было так же красиво, замечательно и прекрасно. А когда все эти непредсказуемые чувства сваливаются на тебя, ты теряешься.
