— Да. Я сожалею, я должен был подготовить вас более аккуратно. Это, должно быть, шок для вас.
Она знала, что Микеле улыбается, глядя на ее потрясенное лицо.
— И… семнадцатого февраля?
— Семнадцатого февраля, во Флоренции.
— Но я недостаточно хороша для этого. — Канди с трогательным жестом повернулась к нему. Голос ее был слегка охрипшим. — Вы же знаете, что я недостаточно хороша!
— Я знаю, что вы достаточно хороши. Но вы должны быть храброй и усердно трудиться. Даже еще более усердно, чем вы это делали до сих пор.
— Я не возражаю работать еще усерднее, но… — Она беспомощно махнула рукой и прикусила губу.
— Это будет великий момент для вас. — Голос графа стал мягче, намного мягче, чем она когда-либо слышала. — Не позволяйте страхам его испортить. У вас огромный талант и яркое будущее. И где-то, когда-то это будущее должно начаться. Почему не во Флоренции? В феврале? Лоренцо уверен, что вы готовы. Он вас поддержит… И я вас поддержу. — Он засмеялся. — Если будет необходимо, мы с ним выйдем с вами на сцену и станем поддерживать вас с обеих сторон!
Когда они подошли к дому, он не стал ждать Катерину, просто проводил Канди до лифта, пожал ей руку и улыбнулся:
— Когда вернется Катерина, попросите ее сделать вам чашку кофе. — Микеле все еще держал в своей руке ее маленькую худую ладонь, как будто придавая ей сил, и у Канди возникло нелепое желание попросить его остаться. — Затем ложитесь пораньше спать. Утром я вновь приеду повидать вас.
Катерина, ни в малейшей степени не расстроенная самовольным поведением Микеле, который увел ее подопечную прямо у нее из-под носа, была возбуждена, как маленькая девочка, услышав от Канди новости, и никак не могла понять, почему сама англичанка не испытывает такого же восторга, как она.
— Это прекрасно, cara! — воскликнула Катерина, когда после ужина они устроились на обитой парчой софе, обсуждая новость. — Такая прекрасная опера! И тебе превосходно подходит. Ты не думаешь?
Канди не знала, что и думать. Она испытывала только страх от того, что ждало ее впереди. Роль Маргариты казалась ей гигантской, неодолимой и лежащей далеко за пределами ее исполнительских возможностей. Она любила незабываемую музыку Гуно, как любила произведения почти всех оперных мастеров, и в разное время для практики перепела все арии Маргариты, но никогда не думала, что хотя бы близко подойдет к необходимости отточить их так, как они того заслуживают. Уже одна мысль о том, сможет ли она справиться с отрывком о шкатулке с драгоценностями — «О Dieux! Que de bijoux!» — вызывала сухость во рту.
Лежа этой ночью в постели, Канди вдруг подумала, что она может отказаться. В конце концов, ее певческий опыт еще очень мал. Интересно, а что думает об этой идее сам Лоренцо Галлео? Разделяет ли он восторженный оптимизм своего друга, графа ди Лукки, или, возможно, немного сомневается в мудрости подобного предприятия? Она знала, что в последние недели работала очень хорошо, и синьор Галлео, хотя и не был человеком, расточающим похвалы, остался ею доволен. Но подготовить ведущую партию в «Фаусте» всего лишь за оставшиеся шесть недель… Все так неожиданно… После Рождества, решила Канди, когда синьор Галлео поговорит с ней, она спросит, что он сам думает об этом на самом деле. Вряд ли Лоренцо Галлео станет принуждать ее пройти через это.
Большую часть дня в сочельник Канди спокойно провела дома. Накануне они с Катериной посетили небольшую вечеринку, которую устраивал один из Друзей итальянки, шумную и очень утомительную.
А утро Катерина посвятила покупкам. Канди уже выполнила свой план по подаркам, потратив на них гораздо больше, чем могла себе позволить на самом деле, купив между прочих вещей ужасно дорогую статуэтку мейсенского фарфора для Катерины, которая их коллекционировала. Теперь ей очень хотелось потратить хоть пару часов на себя. Она знала, конечно, что, как только останется одна, тоска по дому и ностальгия вновь обрушатся на нее, как приливная волна. Было бы странно, думала девушка, если бы она не чувствовала ничего подобного и была готова взглянуть этому в лицо, но все оказалось не так плохо, как она ожидала. Сью и Пол прислали ей изумительную книгу по истории оперы и открытку с изображением розового камина и кота гигантских размеров; Поставив открытку среди остальных поздравлений, украшавших ее туалетный столик, Канди уютно устроилась на постели с книгой.
В час она легко пообедала с Катериной и затем отправилась на короткую прогулку. День был прохладным, но солнечным, и первой ее мыслью, когда она переступила порог дома, было, что это не Рождество. Нелогично, даже кощунственно думать, что эта чужая, залитая светом столица сможет вызвать праздничное настроение, каким она его знала. Ничто, по ее мнению, не походило на рождественскую атмосферу.
Но затем Канди поняла, что ошибалась. И вновь неуловимое чувство, похожее на то, что она ощущала во время похода за подарками по оживленным и ярко декорированным магазинам, охватило ее. Улицы были тихими, но то тут, то там кто-то спешил мимо: женщины с сумками, сделавшие покупки в последнюю минуту, радостно хихикающие дети, мужчины, несущие елки. Их лица светились так же, как и лица людей на Оксфорд-стрит [21]. Девушка неожиданно столкнулась с маленьким, одетым в черное священником, который улыбнулся ей, а свернув за угол, наткнулась на старую женщину, продававшую мимозы.
— Quanto costa [22]? — спросила Канди, собираясь купить немного веточек для Катерины.
Женщина улыбнулась ей.
— Вам нравится Рождество в Риме, синьорина? — старательно спросила она по-английски.
— Очень, — заверила ее Канди и, произнеся это, вдруг поняла, что это правда. — Molto grazie [23]. — И в следующий миг отпрянула и покачала головой, глядя на огромный букет золотых цветов, протянутых ей. — Нет, нет! Я не смогу взять их все!
— Si, синьорина. — Женщина сунула ей благоухающую охапку в руки, поверх букета ее белозубая улыбка стала еще шире. — Возьмите их все, пожалуйста!
Канди была вынуждена прекратить спорить. Цветочница решительно отказалась взять денег больше, чем она обычно просила за маленький букетик, и, когда англичанка попыталась настоять, выказала такие признаки сильной обиды, что девушка уступила и приняла ее рождественский подарок.
Когда она уходила, итальянка улыбалась ей вслед, как будто сделка ее порадовала, и помахала на прощание костлявой рукой.
— Buon natale, signorina [24]!
— Buon natale. E mille grazie [25]!
Вернувшись домой, Канди отнесла мимозы на кухню, чтобы Катерина сама расставила их в вазы, и, оказавшись вновь в своей комнате, поняла, что осталось всего три часа до того времени, когда они с итальянкой окажутся в палаццо Лукка. Мысль о вечере впереди заставила ее занервничать. И дело было не только в том, что ей предстояло познакомиться с друзьями графа, было что-то еще такое, что даже утешительное общество самого Микеле казалось ей сейчас почему-то пугающим. Все палаццо будет открыто для такого случая, и вечер ожидается блестящим. Более того, роль хозяйки дома исполнит Анна Ланди, мать Микеле. И первой реакцией Канди было отказаться от приглашения, но она знала, что это даже не обсуждается, однако никак не могла избавиться от вертевшейся в подсознании упрямой мысли, что ей опять придется провести вечер в обществе женщины, которая забрала у нее Джона.
