Схватив, девушку за плечи, он развернул Аню и к себе лицом и затряс, что было мочи.
— Господи, дура, какая же я дура, — расхохоталась Аня, теперь уже давясь слезами.
— Сложно не согласиться, — надменно, с долей присущего ему высокомерия, произнес Ник.
Его надменный тон, на удивление, привел девушку в чувства, оправившись от захватившей ее истерики, Аня дернулась, сбросив с себя теплые ладони Варшавского — ей было неприятно и мерзко — а потом мазнула по мужчине презрительным, полным ненависти и какой-то отчаянной скорби, взглядом, и выплюнула холодно:
— Я — дура, а ты… ты просто полный кретин и слабак.
Ник, кажется, не ожидал от нее подобных слов, ведь она только что фактически призналась в своей измене.
— Я не изменяла тебе, во всяком случае, не делала этого по своей воле… — прошептала она, погружаясь в воспоминания.
— Ань, да прекращай ты ерундой страдать, слышишь? Он того не стоит, — верещал под ухом Петька, словно муха назойливая.
Нет, девушка была благодарна ему за поддержку, за то, что он был рядом, когда она узнала о Нике…о его свадьбе, женитьбе на другой. Господи, как же ей было больно, ничего не хотелось — ни есть, ни пить, ни даже жить.
Все вокруг потеряло значение. Как он мог? Он ведь в любви ей признавался, говорил, что никогда не бросит. А сам…сам женился на другой, не удосужившись даже поступить по-мужски и сообщить об этом Ане лично. Вместо этого Варшавский поступил как последняя сволочь и трус, он выбросил Аню из собственной жизни, как ненужного щенка, который вырос и стал неудобен.
Оставил молча ключи на комоде, пока она спала и ушел в закат. А спустя несколько дней Аня узнала, что он женился. На другой. На девушке их круга — богатой и породистой, а дворняжка Аня больше стала не нужна, с ней наигрались и выбросили.
— Ань, ну поехали со мной.
Ветрова подняла на друга пустой взгляд. Вот уже пару дней Петя уговаривал ее поехать с ним в Москву. Забыть о прошлом, оставить его здесь и рвануть с ним, покорять столицу. Аня отнекивалась, сама не понимая, на что вообще надеется.
Просто не хотела, а в глубине души понимала, что лжет самой себе, что все еще ждет Варшавского. Ждет, что он придет, объяснит ей все, скажет, что это недоразумение и вообще какая-то дикая, совершенно абсурдная ошибка. Но Ник не приходил, а Аня все чаще ловила себя на мысли, что она действительно похожа на ту самую собачку, безродную дворняжку, глупо надеющуюся на возвращение бросившего на произвол судьбы хозяину.
— Я не знаю, Петь, — впервые за долгое время, Аня не ответила решительным «нет». — Мне нужно подумать.
— Да чего тут думать, Ань? Чего думать? Там и возможностей больше.
Она снова посмотрела на друга, может, он и прав, пора ей наконец закрыть гештальт. Вот только…
Девушка положила руку на пока еще плоский живот. Совсем недавно она узнала о том, что в ней зародилась жизнь. Ребенок. Его ребенок. Ребенок не нужный своему отцу. Ей так и сказали, когда она пришла к его родителям, надеясь хоть как-то связаться с Ником. Аня и сама не знала, зачем это сделала, зачем позволила себе унижаться. На нее смотрели как на грязь под ногами, дав понять, что от безродной сучки им щенят не надо.
Аня прекрасно знала, как относились к ней родители Варшавского. Она видела презрение и отвращение в их взгляде. И пусть Ник постоянно уверял ее, что ничего подобно и вообще родители его всегда примут сделанный им выбор, Аня все видела.
— Я уже квартиру нашел, снял, на первые полгода, район хороший, две отдельные комнаты, недалеко от центра и…
— Что? Откуда у тебя такие деньги?
Аня не была наивной и понимала, что снимать квартиру в столице — удовольствие не из дешевых. А аренда на полгода вперед и вовсе что-то запредельное.
— Банк ограбил, — хмыкнул друг, заставив Аню улыбнуться. — Да накопил, Ань, накопил, я давно хотел выбраться отсюда, увидеть свет, так сказать, правда, не думал, что один в результате поеду, — добавил Петя, в очередной раз намекнув на свою бывшую. — А теперь может и к лучшему оно, тебя с собой заберу.
— Петь, но у меня ничего нет, я же…
— Да перестань, Ань, — друг присел рядом с девушкой, подушечками пальцев подцепил подбородок, вынуждая Ветрову поднять голову. — Тебе ничего и не нужно, я…я сам все… я все сделаю для тебя.
Аня посмотрела на него с благодарностью, не замечая хищного блеска в глазах парня.
— Петь, я должна тебе кое-что сказать…
— Что?
— Я теперь не одна, — выдохнула девушка.
— Ну конечно не одна, я же здесь, — он не понял, что пыталась сказать ему Ветрова.
— Нет, — она замотала головой, — я беременна, Петь.
В помещении повисла тишина. Аня опустила взгляд, и затеребила футболку, не зная, куда деть руки.
— Сколько? — внезапно спросил Петя.
— Что сколько? — не поняла девушка.
— Срок какой? — раздраженно уточнил вопрос друг.
— Я…семь недель.
— Значит еще можно…
— Что можно?
— Как что? — удивился парень. — Сделать аборт, конечно.
Он говорил эти ужасные вещи так спокойно и холодно, что Аня застыла от ужаса. Аборт? Но она не собиралась ни на какой аборт.
— Что ты такое говоришь, Петь, какой аборт, — прошептала девушка, прикрывая живот ладошкой, словно защищаясь от невидимой угрозы.
— А что? Только не говори, что собралась рожать, — грубо выплюнул лучший друг и поморщился, словно ему была противна одна лишь мысль.
— Я…ну…
— Ты в своем уме? — взревел всегда спокойный и уравновешенный Петя. Будто ошпаренный, он подскочил на ноги и зашагал из стороны в сторону. — На кой черт тебе этот ребенок? Ты совсем умом поехала, Ветрова? Рожать выродка от урода, который тебя бросил и женился на другой?
— Петя?
Аня в ужасе распахнула глаза, не узнавая парня, она слушала его грубые и до ужаса обидные слова, летящие в их с малышом сторону. Ветрова поверить не могла, что Петя, самый добрый, самый лучший на свете друг, ее Петя, сейчас произносил такие страшные вещи. Как он может? Как может называть ее ребенка выродком? Ее малыша? Разве он виноват в том, что случилось?
— Что Петя? — уже спокойнее произнес друг. — Ань, ну сама подумай, куда тебе ребенок? У тебя же ни черта нет.
— А как же: «я все сделаю, все сам»? — усмехнулась Аня, повторив неосторожно брошенные Петей обещания.
— Так это только тебя касается, а не… — он запнулся и замолчал.
— А не что? Ну, договаривай!
— Этого…— он хмыкнул презрительно и кивнул на живот Ани, — я не стану обеспечивать ребенка Варшавского. Мое предложение в силе, Ань, я все сделаю для тебя, но…
— Но?
— Ты должна сделать аборт, в Москве мне этот ребенок без надобности, я своими-то не горю, на кой черт мне чужой прицеп.
Аня смотрела на Петю, не в силах поверить в сказанное. Нет, конечно, она не ждала от него восторга и желания помогать ей с ребенком, ее ребенок — ее ответственность, но слышать подобное от лучшего друга… Для Ани это оказалось слишком.
— А кто тебе сказал, что я собираюсь ехать с тобой в Москву? Мне и здесь хорошо, и не смей называть моего сына выродком, — Аня не знала наверняка, что у нее будет мальчик, слишком маленький срок, но отчего-то чувствовала, что у нее будет сын. — Я рожу и воспитаю своего сына сама, без чьей-либо помощи! И у него будет все самое лучше, все, слышишь меня? И я любого в порошок за него сотру, потому что никого дороже и важнее в моей жизни нет. А ты, — она подошла к парню и ткунула указательным пальцем в его грудь, — ты для меня с этого дня не существуешь!
— Ань…
— Аня, черт тебя дери, — раздался голос Варшавского и Ветрова даже не сразу поняла, где находится.
