— Надо было мне за него замуж выходить.
— Ну, — сказала Мэгги, шаловливо улыбаясь, — церковь не очень-то это одобряет.
Тина попыталась изобразить улыбку, но у нее не получилось.
— Не нужно мне было возвращаться, Мэгги.
— А вот тут ты не права, дорогая моя, — не согласилась женщина. — Не нужно тебе было уезжать.
— Но он не хотел жить со мной.
— Чушь!
— Брайан потребовал развода.
— Он любит тебя.
Тина фыркнула.
— Странная у него любовь.
— Он мужчина, не забывай. — Мэгги сняла чайник и заварила чай. Усевшись напротив Тины, женщина протянула к ней руку. — Ты не подумай, я люблю своих сыновей, этих болванов, упрямцев и гордецов. Но я не из тех матерей, которые не видят недостатки собственных детей. Я вижу своих сыновей не такими, какими хотела бы их видеть, а такими, какие они есть на самом деле.
— То есть?
— То есть Брайан после вашего с ним разрыва несчастен, — подытожила Мэгги.
— Правда?
— Истинная правда. — Мэгги, вздохнув, потрепала Тину по руке, взяла заварной чайник и разлила чай в чашки. — Он такой же тупоголовый, как и его папаша, царствие ему небесное. — Женщина быстро перекрестилась и продолжила: — Но, когда ты уехала, он совсем пал духом. Он не рассказывал мне, почему развелся с тобой. Мне так и не удалось добиться от него правды. Лайаму тоже. Хотя тот много раз пытался и держал передо мной отчет, — прибавила она с улыбкой. — Но я могу одно сказать: потеряв тебя, он так и не оправился.
«Это ничего не меняет», — с грустью подумала про себя Тина. Как ни странно, узнай она, что Брайан забыл ее и преспокойно продолжает жить без нее дальше, возможно, она бы скорее успокоилась. Если бы Брайан полюбил другую женщину. Если бы он развелся с ней, осознав, что она не та, кто ему нужен. Но как ей быть теперь, зная, что мужчина, которого она любила, расставшись с ней, по-прежнему ее любит? Могла ли она после этого успокоиться?
— Не знаю, что я должна чувствовать, Мэгги, — призналась Тина, обхватывая ладонями изящную тонкостенную чашку.
— Ты любишь его?
Тина внимательно посмотрела на мать Брайана.
— Это не играет никакой роли.
— Это не ответ, — проворчала Мэгги, покачивая головой, так что серебряные колечки в ее ушах зазвенели. — Вы как горошины в стручке, всегда должны быть вместе.
Тина улыбнулась.
— Я снова тебя спрашиваю: ты любишь Брайана?
— Да.
— Вот и славно. Тогда все решено.
Тина фыркнула.
— Мэгги, одной любви тут недостаточно. По крайней мере для Брайана.
— Чепуха! — Женщина взмахнула рукой с наманикюренными ногтями, отметая любые возражения с ее стороны. — Любовь это все, Тина. Только она одна имеет значение.
Мэгги вздохнула, отпила из чашки и покачала головой.
— Тина, голова у ирландца порой бывает твердой, как кирпич. Иногда, чтобы сделать в этом кирпиче хоть маленькую выбоину, требуется тяжелая дубина.
Тина звонко рассмеялась.
— Вы хотите, чтобы я его побила?
— Нет, я и сама могу это сделать. И сделаю, если ты попросишь, уж будь уверена.
Мэгги ожидала от нее ответа с такой надеждой, что Тине было трудно разочаровывать ее, но она все равно сказала «нет».
— Ну как хочешь, дело твое. Ты только реши для себя, нужен ли он тебе настолько, что ты готова пробиться сквозь его дубовую башку. — Мэгги снова откинулась назад. — И если да, то не сдавайся.
— А если сдамся?
— Тогда, Тиночка, каждый из вас обречен влачить долгое, безрадостное существование в одиночестве, в то время как все могло бы сложиться куда удачнее.
Брайан прошел по тенистой подъездной дорожке и остановился у ворот, ведущих на задний двор. Тишину нарушали повизгивания и звуки скребущихся тонких коготков: две его крохотные поклонницы пытались прорваться к нему за ворота.
Брайан насупился. Он не мог решить, что хуже: ненависть этих собак или их нынешнее подобострастное поклонение. Покачивая головой, он открыл ворота и вошел во двор.
— Ну ладно, ладно, я здесь. — Он нагнулся, и песики тут же облизали его с головы до ног.
Пока он гладил подрагивавшие крохотные тельца, открылась дверь черного хода, и сумрак прорезал луч электрического света.
В дверях стояла Тина. Вид у нее был вовсе не гостеприимный. Что ж, немудрено. Уже несколько дней в их отношениях царил холод. А Брайану так хотелось, чтобы все было по-другому.
Каждую ночь: его преследовали мучительные воспоминания об их недавней близости. Он с необыкновенной ясностью вспоминал каждое прикосновение, каждое произнесенное шепотом слово, каждую ласку, И во время этих бессонных ночей в который раз задавался вопросом: сможет ли он когда-нибудь избавиться от этих воспоминаний. Настанет ли ночь, когда он сможет забыться спокойным сном, в котором нет Тины.
— Я тебя ждала, — сказала Тина. Голое у нее был охрипший, как будто она плакала.
Молодая женщина вышла на крыльцо, и он внимательно посмотрел на нее. Мягкие распущенные волосы падали ей на плечи. На Тине был облегающий топ на бретельках и хлопчатобумажные шорты с необработанными краями. Она стояла босиком, на пальце ее ноги поблескивало серебряное кольцо. Как моментальная фотография, этот образ навсегда запечатлелся у Брайана в голове.
Он тяжело сглотнул. Тина стояла прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, и вместе с тем никогда еще не была так далека. В голове Брайана мелькнула мысль: как бы все сейчас было, не разведись они пять лет назад? Каково это — возвращаться каждый вечер домой, ложиться с ней спать? Слышать крики играющих в доме детей и знать, что в окнах горит свет, потому что там ждут тебя?
И Брайан спрашивал себя, каково дьявола он всю оставшуюся жизнь будет возвращаться в темную, пустую квартиру, где его никто не ждет. Ему внезапно представилось будущее как темная, звенящая пустота, как черная дыра в космическом пространстве.
Если бы он не развелся с Тиной, он обрек бы ее на жизнь, полную лишений. Освободив ее, он обрек себя на жалкое существование.
Однажды приняв решение, ему придется с этим жить, ничего не попишешь. Выдохнув, Брайан расправил плечи, вскинул голову и задал ей вопрос, который всю последнюю неделю задавал изо дня в день:
— Все нормально? Ты чувствуешь себя нормально?
— Отлично.
Брайан кивнул и, развернувшись, побрел к воротам. Он уже положил руку на щеколду, когда Тина бросила вдогонку:
— Чувствую я себя отлично. Но ребенка нет.
Брайан стиснул рукой край ворот так крепко, что пальцы побелели. Все внутри у него перевернулось, и сердце пронзила острая боль. Но он смог устоять на ногах.
