— У меня нет ни времени, ни желания вести нелепые игры, — фыркнул он. — Идем.
Крепко схватив Дженну за запястье, он повел ее к двери. До сих пор Дженна видела вокруг только обычную для амбара обстановку — сено, ящики с яблоками, садовые инструменты, — но вторая половина верхнего этажа, поделенного надвое, оказалась совсем иной, настолько иной, что, когда Ален отпустил ее руку, Дженна сама охотно пошла вперед.
Во второй половине была устроена студия, причем очень удачно. Дженна сразу поняла, что с этой стороны освещение гораздо лучше и потому художнику не понадобилось даже дополнительное окно в крыше. В студии было чисто убрано, запахи краски и растворителей преобладали над ароматами сена и яблок. Нигде не было ни пылинки.
В комнате стояло два мольберта с незаконченной картиной на одном из них. Дженна сразу заметила ее, но не стала всматриваться. Все вещи вокруг были разложены в строгом порядке, банки с кистями и краски помещались на чисто выскобленных полках. В углу комнаты были сложены полотна — Дженна не знала, законченные это вещи или наброски, — но ее внимание приковала, заставив застыть на месте, единственная вещь — кресло возле низкого окна, откуда открывался вид на долину и лес вдалеке. Кресло было старым, уютным на вид — излюбленный предмет обстановки, бережно хранимый долгие годы. Рядом стоял столик, на нем лежала курительная трубка, словно забытая здесь минуту назад.
Дженна оказалась не подготовленной к волне чувств, захлестнувшей ее, к величайшей опустошенности, сознанию потери, скорби и горечи. Впервые в жизни она почти видела отца. Раскаяние и боль стиснули ее сердце, заставив затаить дыхание. Круто повернувшись, Дженна бросилась мимо удивленного Алена к двери и сбежала по лестнице прежде, чем он сумел остановить ее.
— Пустите меня! — Его ладонь стиснула плечо Дженны, и она отбросила ее. Алену пришлось прижать ее к себе, чтобы сдержать сопротивление.
— Я жесток, n'est-ce pas? — усмехнулся он, крепко обнимая вырывающуюся Дженну. — Да, я действовал решительно и злобно, принуждая вас встретиться с призраком. Ведь там обитает призрак, верно, Дженна? Безобидный с виду, но упрямый призрак, который взывает к вам.
— Никого там нет! Это ваши воспоминания, а не мои. Мне нечего вспоминать, и я никогда не стану этого делать! Можете поступать, как вам вздумается, но факты ничем не изменить. Человек, которого вы знали, — чужой для меня, и, как бы вы ни старались, я не стану считать его родным.
Вместе с болью ее наполнила ярость, голос повысился, вызвав раздражение Алена.
— Значит, в вас нет ни доброты, ни воображения, ни милосердия. Как мучительно, наверное, постоянно помнить о своей правоте, мадемуазель!
— У меня много воспоминаний, и все они связаны с прошлым, — горько проговорила Дженна.
Ален отпустил ее с недовольным выражением.
— Вы не желаете взрослеть, — резко заметил он. — Я только зря теряю время. У меня есть немало дел и поважнее.
— Так займитесь своими делами и оставьте меня в покое! — взорвалась Дженна. Она с трудом сдерживала слезы. Ален не знал, каким потрясением для нее было подняться по старой лестнице и очутиться в комнате, похожей на маленькую капсулу с прошлым внутри, в комнате, где действительно обитал призрак. Потрясение сделало ее решительной. — Отвезите меня на ближайшую станцию. Я сама доберусь до Парижа, — сердито закончила она.
— Конечно. Я вам подыграл, верно? — Ален угрожающе надвинулся на нее. — Теперь вы сможете уверить себя, что все ваши худшие предположения оправдались, что я привез вас сюда с единственной целью — сомнительным способом вынудить вас к отказу от наследства.
— Да заберите вы себе это наследство! — вспылила Дженна. — Мне оно не нужно. Я даже видеть не хотела этот дом. Свою долю я отпишу вашей матери — можете передать, что вы ее купили: она будет довольна, а вы сэкономите. Должно быть, вам нет дела ни до чего, кроме своей прибыли.
Ален нахмурился столь грозно, что Дженна была готова бежать, но такой возможности ей не представилось. Одним прыжком Ален нагнал ее и схватил, отчего душа Дженны ушла в пятки.
— Вы всего лишь избалованная, капризная девчонка, — заявил он, — получившая в наследство от матери непомерный эгоизм.
— Откуда вам знать, какой была моя мать?
— Я знал вашего отца — в нем не замечалось таких черт. Откуда же они взялись у вас, как не от себялюбивой красотки? Но теперь уже слишком поздно. Вы превратились в ее подобие. Слава Богу, что Расселл этого не увидел!
Его слова ранили, как тонкие, острые кинжалы, и Дженна вскинула руки, уязвленная до глубины души, желая ответить ударом на удар. Но она не смогла даже дотянуться до его смуглого, надменного и рассерженного лица. С гневным возгласом Ален схватил ее за плечи, прижал к себе, склонился и закрыл ей рот поцелуем.
Дженна в панике уперлась ему в грудь — жалкая попытка оттолкнуть его, избежать прикосновения его губ, бесполезное усилие. Это было все равно, что отталкивать неподвижную скалу — гибкое, сильное тело не поддавалось слабым женским рукам. Весь он был одержим яростным желанием проучить ее, и Дженна застонала, когда их губы соприкоснулись.
Только когда Дженна обмякла в крепких объятиях, Ален отстранился и поднял голову. Губы Дженны припухли и ярко выделялись на бледном лице. Казалось, ее испуг только сильнее разъярил Алена. Он зловеще сжал губы, с угрозой устремив на Дженну взгляд темных глаз.
— Вы превратили меня в дикаря, в чудовище, — тяжело дыша, проговорил он. — Ни к одной женщине я не испытывал подобных чувств. Вы невозможны, вы способны вызвать только раздражение, а не страсть. Вы были правы, мадемуазель, — вам здесь не место. Сомневаюсь, найдется ли вообще на свете место, где вы будете чувствовать себя уютно, кроме, может быть, стерильного прозябания, уготованного вам в Англии. Чутье верно призывает вас поскорее убраться туда, и в этом вы совершенно правы!
Ален неожиданно отпустил ее и пошел прочь из амбара, а Дженна присела на нижнюю ступеньку пыльной деревянной лестницы. Девушка дрожала, как лист в грозу, ошеломленная и обессиленная. Она робко поднесла руку к лицу, и еле слышный, сдавленный крик вырвался из ее ноющих губ. Ален вынес ей приговор, и исходящая от него теплота, которую Дженна ощутила при первой встрече, исчезла навсегда. Он был готов на все в желании заставить ее увидеть то, чего Дженна не хотела видеть.
Машина Алена промелькнула мимо двери амбара. Он торопливо уезжал, даже не заглянув в дом. Ясно, почему: чтобы не встревожить мать. Дженна закрыла ладонями пылающее лицо. Она тоже не могла вернуться в дом: Маргарите будет достаточно взглянуть на нее, чтобы понять, что произошло.
