Через несколько минут появился Джеймс, он сел за стол и невидящим взглядом уставился в тарелку.
— Поппи, я не могу есть.
— Тебе надо поесть, — сказала она мягко, но настойчиво и придвинула к нему тарелку. Он бездумно поковырял вилкой в тарелке, потом оттолкнул ее и обхватил голову руками. Когда он взглянул на Поппи, в глазах его была такая мука, что сердце девушки сжалось от боли.
— А вдруг у него от удара произошло кровоизлияние? — спросил он неестественно спокойным голосом. — Что, если… — он запнулся. — Что, если он умрет, Поппи?
Она потянулась к нему и накрыла ладонями его дрожащие руки.
— Он не умрет, — произнесла она, как заклинание.
— Клер умерла.
Поппи закрыла глаза. Непереносимо было видеть боль, исказившую его черты, когда он произнес эти два слова.
— Это было совсем другое, — сказала она твердо. — У нее было врожденное заболевание, и того, что произошло, нельзя было избежать.
— А того, что произошло сегодня, можно было избежать, и тем страшнее, что это может его убить.
Эти слова были для Поппи как острый нож. Она отпустила его руки, встала и подошла к окну. На сердце было тяжело, как никогда прежде.
— Я понимаю. Мне очень жаль. Ты хочешь, чтобы я ушла от вас?
Он ответил не сразу.
— Я не знаю, — сказал он наконец. — Я так не думаю, но пока не знаю, как поступить.
И вдруг он ударил по столу обеими руками. Звук был такой, что Поппи от неожиданности вздрогнула.
— Проклятье, Поппи, что они делали в лесу? Почему тебя не было с ними? Ведь ты же за это получаешь деньги!
На секунду она зажмурилась, чтобы отгородиться от боли в его глазах, которая ранила сильнее, чем эти слова и ее собственная боль.
Джеймс швырнул тарелку в мойку, туда же полетели вилка и нож.
— Я еду в госпиталь. Поговорим позднее, когда я успокоюсь.
Дверь за ним захлопнулась, в окнах задребезжали стекла. Оставшись одна, Поппи дала волю слезам.
— Господи, не дай ему умереть, — молча повторяла она.
Голова раскалывалась от страшной боли, страха и чувства вины.
Господи, ну почему она отпустила их одних в сад? Ведь знает же, какие они непослушные! Здравый смысл подсказывал, что невозможно следить за ними каждую секунду, но если Джорджу станет хуже, здравый смысл ей не поможет.
Телефонный звонок прервал ее невеселые мысли.
Она схватила трубку, надеясь, что это Джеймс и у него хорошие новости. Это был не Джеймс. Повелительный, как всегда, голос Элен попросил позвать к телефону Джеймса. Поппи сосчитала до пяти.
— Извините, но мистер Кармайкл в госпитале.
— О, черт! Поппи, он взял с собой мобильный телефон? Если нет, мне придется звонить в палату. Вы знаете номер палаты?
— Нет, — солгала Поппи. — В любом случае я не думаю, что вы сможете связаться с ним сегодня.
— Почему бы это? — В голосе Элен послышалось неприкрытое недовольство.
— Потому что то, что там происходит, важнее любого вашего дела, — резко ответила Поппи.
— Что вы понимаете в наших делах? — Теперь из трубки повеяло арктическим холодом. — Нужно срочно принимать решение, кроме него этого никто не может сделать. Это очень серьезно.
— Серьезнее, чем жизнь его сына?
— Конечно, нет. Но мне кажется, что вы просто драматизируете ситуацию.
— А почему бы вам не решить эту проблему самой? Не зря же Джеймс наделил вас такими полномочиями — вы достаточно компетентны, чтобы принять самостоятельное решение.
— Но мне необходимо…
Терпение Поппи иссякло.
— Да поймите же вы, наконец, что его нужно сейчас оставить в покое. Или сами решайте, или ждите, когда он сможет с вами связаться!
И, уже вешая трубку, услышала, как Элен прошипела:
— Невежественная девчонка!
Невежественная! Уж если кто и был невежественным, так это Элен! Невежественная в отношении к детям, в том, что действительно было нужно Джеймсу, постоянно манипулирующая его временем в ущерб его отношениям с мальчиками…
Поппи ринулась в кухню, стремительно выгрузила все из столов и полок и схватилась за тряпку. Через два часа кухня сверкала чистотой, но Поппи все никак не могла успокоиться.
Дозвонилась ли Элен до Джеймса? Скорее всего, да. Она действует, как танк. Ну и черт с ней!
О сне нечего было и думать, и Поппи отправилась в гостиную, решив доделать и повесить злосчастную штору. Рассчитывать на то, что Джеймс это оценит или хотя бы заметит, не приходилось. Но надо было чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума. Очень хотелось позвонить, узнать, как там дела — неизвестность хуже всего. Она было протянула руку к телефонной трубке, но тут раздался звонок. С замирающим сердцем Поппи поднесла трубку к уху.
— Поппи, это Джеймс.
— Как он? — еле слышно спросила девушка, боясь услышать ответ.
— Лучше. Его тщательно обследовали — ничего страшного, ни кровоизлияния, ни опухоли. Кроме легкой тошноты, никаких других симптомов; в общем, врачи считают, что последствий не должно быть. Он сейчас спит.
Поппи не могла произнести ни слова, ее душили слезы. От облегчения она почувствовала такую слабость, что ей пришлось сесть, чтобы не свалиться в обморок.
— Поппи, ты меня слышишь?
— Да, — пробормотала она.
— Утром его еще раз посмотрят и, скорее всего, еще до ланча отпустят домой.
— Хочешь, я сменю тебя утром, чтобы ты мог поехать на работу?
— На работу? Да ты что, Поппи. Я привезу Джорджа и останусь с мальчиками дома сколько понадобится, пока оба не оправятся от этого потрясения.
Поппи потеряла дар речи от удивления. Наконец-то случилось то, о чем она так мечтала. Вот только жаль, что для этого должно было произойти несчастье.
— Тогда до завтра, — сказала она мягко.
— Да. Как Уильям?
— Отлично. Спит.
— Хорошо. Кто-нибудь звонил?
— Элен. Хотела звонить в госпиталь, но я попросила тебя не беспокоить.
На несколько минут воцарилось молчание, как будто Джеймс услышал что-то неожиданное, потом он попрощался и повесил трубку.
Было почти три часа ночи, когда Поппи закончила работу. Она жутко устала, но сон не шел. В половине пятого она все еще не могла заснуть, и тут к ней в кровать проскользнул Уильям и свернулся калачиком у нее под боком.
— У меня болит голова, — прошептал он.
— Правда, милый? Завтра пройдет, вот увидишь. — Поппи поцеловала его в лоб и прижала к себе потеснее. — Хочешь, расскажу тебе сказку?
