Джессика ничего не сказала. Однако она не стала возражать, когда отец подогрел пиццу в духовке. Кухня наполнилась ароматом помидоров, сыра и пряностей. Дэниел сидел за столом и потягивал пиво, расслабляясь после очередного, полного забот, дня на ранчо.
Джессика наполнила едой миску Смайли, а себе налила апельсинового сока, потом села на другой край стола и приступила к домашнему заданию.
Дэниел подумал, что это и есть счастье. Только одного человека катастрофически не хватало — Лили!
Стоп! Хватит! Остановись немедленно!
Он уже давно запрещал себе думать о Лили. Как только появлялись мысли о ней, Дэниел изо всех сил гнал их прочь, но без особого успеха. Так было тысячи раз на дню. К сожалению, чувства не подвластны разуму, они подобны стихии, которая неожиданно обрушивается на людей и также внезапно отступает. Ему не удавалось укротить, подавить, обуздать свою страсть к Лили.
Что за черт! Лили запала мне в душу. Я просто с ума схожу по этой женщине! Что со мной творится? Мы ведь так мало были вместе!
Дэниел не понимал своих чувств. Он ощущал боль от потери любимой так же, как ощущал бы физическую боль.
Я должен забыть Лили, выбросить ее из головы. Было и прошло. Она внезапно ворвалась в мою жизнь и так же внезапно исчезла из нее.
— Пап, могу я тебя о чем-то спросить? — сказала Джессика, подняв на отца глаза.
— Конечно, выкладывай, — ответил он.
— Как было в тюрьме? Что ты чувствовал? — спросила дочь.
— Почему ты спрашиваешь? — Дэниел был шокирован.
— Потому что ты там был очень долго, и мне важно знать, что ты чувствовал тогда. Когда я жила с бабушкой, ты присылал мне письма, они были прекрасными, но ты не писал, чем ты занимаешься и как живешь, — продолжила Джессика.
— Прости, но я не думал, что тебе будет интересно, — смущенно проговорил он.
— Мне очень интересно, — настаивала девочка.
— Ну, веселого во всем этом мало, — осторожно сказал Дэниел.
— Что было самым плохим? — спросила она.
Он не хотел вспоминать тюрьму. Он старался оградить Джессику от этой стороны жизни.
Дочь смотрела на отца широко открытыми глазами. Он боялся, что она под влиянием всевозможных сплетен представляет себе какие-то ужасные образы и сцены.
Наверное, я все же обязан рассказать ей правду.
— Пожалуй, самым плохим было отсутствие права на личную жизнь, — тихо произнес он. — Полный контроль за тем, какую одежду ты носишь, какие продукты ешь, сколько спишь. Еще я не мог выбирать людей, с которыми хотел общаться.
— А другие люди были ужасными? — поинтересовалась Джессика.
— Не все. Но мне стало намного легче, когда меня перевели на тюремную ферму, — признался Дэниел. Он не хотел вдаваться в подробности и рассказывать дочери о сокамерниках.
— А ты там был счастлив? — спросила она.
— Нет, не могу этого сказать, — ответил Дэниел. Сначала он собирался солгать, но передумал. — Наверно, мне стоило найти способ быть счастливым, но я его не искал. Я просто ждал, когда все кончится.
— А сейчас? Ты счастлив? — спросила дочка. Дэниел не знал, как реагировать на ее вопрос.
Джессика поставила его в тупик. Что еще малышка захочет узнать? — думал он.
— Конечно, я счастлив, — пробормотал Дэниел.
— Правда счастлив? — не унималась девочка.
— Посмотри на меня и решай сама. У меня самая красивая в Австралии дочь, недавно у нас появился новый приплод телят, забавная собака, а еще нас ждет вкусная пицца в духовке, и ты еще сомневаешься в моем счастье? — весело ответил он.
— Ты не выглядишь очень счастливым, — сказала Джессика, нахмурившись.
— Да неужели? — удивился Дэниел.
— Не таким счастливым, как в первый день, когда мы приехали из Сиднея. Тем не менее, сейчас ты не совсем грустный. — Она пристально вглядывалась в лицо отца. — У тебя душевная рана.
От удивления он открыл рот.
— Душевная рана? — воскликнул Дэниел. Во-первых, он был поражен, что его дочь использует подобные выражения, а во-вторых, что она так точно описала его нынешнее состояние.
Да, Джесс права, у меня и правда душевная рана.
— Что ты знаешь о душевных ранах? — спросил Дэниел.
— Я прочитала в журнале, что одну актрису бросил ее парень, — сказала Джессика, покраснев. — Она говорила в интервью, что переживает сильнейшую психологическую травму и что ее душевная рана никак не может зажить.
Он смутился.
Ну и взрослая у меня дочь! Когда же она успела так вырасти?
Дэниел был рад переключить внимание девочки на пиццу.
— Налегай! Разве ты не голодна? Давай, Джессика! Где тарелки и салфетки? — спросил он. Дэниел разрезал пиццу, положил одну порцию себе, другую — дочери, но Джессика откусила лишь кусочек. — Что-то не так? Ведь ты обожаешь ветчину и ананасы, — поразился он.
Вместо ответа Джессика достала из оставленной на стуле школьной сумки мешочек и положила его на стол.
— Я нашла их все, — сказала она. — У меня это заняло кучу времени. — На стол вывалились три разрисованных камушка.
— Вот это да! Прекрасно! — Дэниел не мог оторвать взгляда от каменных человечков Лили.
— А ты даже не спрашивал меня о них, — упрекнула его Джессика. В ее голосе прозвучала обида.
— Наверное, просто забыл. Я рад, что они снова здесь. А теперь ешь свою пиццу, — сказал он, пытаясь скрыть грусть.
— Я не голодна, — ответила Джессика.
— Не может этого быть! Ты что, заболела? — забеспокоился Дэниел.
— Я переживаю, — ответила она.
— Почему, милая? Что-нибудь случилось в школе? — спросил Он.
Девочка снова покачала головой. На этот раз Дэниелу показалось, что она сейчас заплачет.
— Расскажи мне, что случилось. — Он волновался все больше, но говорил спокойно и нежно.
— Почему ты больше не разговариваешь с Лили по телефону? — вдруг спросила Джессика. Для Дэниела ее вопрос был подобен взрыву.
— Мы оба очень заняты, — неуверенно ответил он.
— Неправда.
— А почему тебя это волнует? Тебе же не нравилось, когда мы разговаривали, — удивился Дэниел.
— Но тебе-то нравилось, — горячо прошептала Джессика. — Тебе нравилась Лили! Ты не должен был прекращать звонить ей только потому, что это не нравилось мне, особенно если теперь ты так грустишь.
Он в шоке уставился на дочь. Что спровоцировало подобную реакцию, ведь он не показывал, как сильно переживает из-за Лили? Все эмоции держал в себе. Ради Джессики.
— Когда я жила в Сиднее, я старалась вести себя так, чтобы все думали, что я счастлива, — произнесла девочка. — Но я притворялась. Все время — и в школе, и дома — я грустила и очень скучала по тебе.
— Бедная девочка, — прошептал Дэниел.
