— Слава Богу, что ты положила этому конец. Наверное, ты все-таки узнала, что катание на лыжах в Аспене отменили из-за пожара в доме Уитни. В тот день, когда мы с тобой поехали смотреть место для дома и я от тебя услышал, что Гулд якобы передумал и захотел праздновать Рождество в Рокфилде с тобой, я чуть не…
— Так тебе было все известно? — Стефани будто ударили. — Известно?
— Да, — Макаллистер сделал ничего не значащий жест, — известно. Пола Уитни связалась со мной в конце декабря, они с мужем хотели, чтобы я спроектировал им новый дом. И она рассказала мне всю историю — о том, как тебе пришлось отказаться от поездки в Аспен из-за похорон родственника и что Гулду сообщили о пожаре, только когда он уже был в аэропорту. Конечно, я знал…
Похороны родственника? У Стефани в глазах помутилось. Еще одна ложь. Глубина обмана Тони вызывала у нее тошноту.
Макаллистер знал… Все это время… Побледнев, она резко встала.
— Ты знал, — ее голос дрожал, — и ничего мне не сказал. Как же ты, наверное, смеялся, думая: вот дура! А в книжном ты заявил, что мы могли бы быть друзьями…
Он тоже встал со своего стула и протянул ей руку.
— Стеф, я…
Она оттолкнула его руку.
— Друзья! Позвольте мне сказать вам кое-что, мистер Макаллистер, о друзьях. Друзья не лгут, друзья не притворяются, и друзья ничего не скрывают. — У нее в глазах вдруг защипало. — И вы — последний человек, которого мне хотелось бы иметь своим…
— Я не сказал тебе, потому что это было не мое дело. — Его лицо стало серьезным. — И я не смеялся над тобой. И не считал тебя дурой. Если ты думаешь, что я способен на такое, то ты действительно дура.
— Я не знаю, что ты за человек, — отрезала она, — потому что ты и это скрываешь!
— Успокойся, Стеф. Я знаю, что у тебя было тяжелое время, но…
Успокойся. Именно это сказал ей Тони, когда она узнала о нем правду и он хотел избежать сцены. Тогда ей было наплевать, как она выглядит со стороны. Сейчас все было по-другому.
— Ох, уйди, — она едва смогла выдавить эти слова, — просто уйди и оставь меня одну.
Макаллистер сунул руки в карманы брюк. Она видела сочувствие в его глазах, и ей бы даже хотелось броситься в его объятия и найти там успокоение, но гордость не позволила. Так они и стояли, впившись глазами друг в друга, не в силах пошевелиться. А потом он повернулся и ушел. Но перед этим едва слышно произнес:
— Хорошо. Я уйду. Но следующий ход — твой.
Макаллистер держал свое слово. Он не приближался к ней. Даже после того, как заиграл оркестр и начались танцы.
Нельзя сказать, что она сидела в одиночестве. Совсем наоборот. Она пользовалась успехом и каждый танец танцевала с новым партнером. Стефани скрывала свое несчастье за маской смеха и веселья. Для постороннего взгляда она была просто королевой бала.
Каким-то образом ей удавалось поддерживать эту игру весь вечер. Около половины первого ночи она отлучилась в дамскую комнату, чтобы освежиться, и, вернувшись, обнаружила, что столик опустел. Садясь, она оглядела танцплощадку из-под ресниц. В этот момент к ней подошла Джойс, которая не только заметила ее взгляд, но и правильно его истолковала.
— Он вон там, — указала она. — Танцует с младшей сестрой Джины, Эми. Он действительно нечто, этот Макаллистер, не правда ли? Кто бы заметил эту тихоню у стены — по пальцам можно пересчитать! А он пригласил ее танцевать!
Стефани вымученно улыбнулась и с притворным равнодушием ответила:
— Да, я видела, как он ее приглашал, — до того, как ушла в туалет.
Несмотря на ее сопротивление, Деймиан вытащил двенадцатилетнюю девчонку танцевать, и сейчас она вся светилась от счастья. Ее хвост летел по воздуху, скобки на зубах блестели от широкой улыбки, а щеки разгорелись.
— Он хороший человек, — сказала Джойс. — Очень хороший.
Стефани не сразу ответила. Тут подошли муж Джойс, Анджело, и его брат Карло, и у них завязалась беседа. Стефани снова смотрела на Макаллистера. Джойс права. Он хороший человек.
Совершенно неожиданно у нее в глазах защипало от слез. Он хороший человек… А она — идиотка. Почему она не успокоилась, когда он ее просил? Почему не попыталась посмотреть на вещи с его точки зрения? Все, что он делал, было из лучших побуждений, потому что он думал о ней.
Стефани вытащила из сумочки платок и вытерла слезы раскаяния, от которого у нее разрывалось сердце. Она сама испортила вечер, который мог быть таким прекрасным, испортила своей раздражительностью и гордостью. Стефани вернула платок на место и защелкнула сумочку. Хватит ли у нее мужества подойти к нему? Извиниться? Или слишком поздно? Может, он уже нашел себе какую-нибудь другую девушку, пока она наслаждалась своей неприступностью?
Она повернулась и оглядела танцплощадку. Танец закончился. Эми сидела со своими родителями. Она запаниковала. Где же Макаллистер? Он ведь не мог уйти?..
О Господи! Она почувствовала, что тонет в собственном отчаянии. Уже погрузившись в него с головой, она осознала, что кто-то тронул ее сзади за плечо. Прежде чем повернуться, Стефани уже знала, кого увидит. От этой уверенности даже голова закружилась.
— Стефани? — Макаллистер приглаживал растрепавшиеся от танцев волосы рукой.
Глаза его были полны печали. Оркестр играл «Оставь последний танец для меня». Он протянул руку и улыбнулся, сердце Стефани перевернулось. Она встала.
— Мне так жаль, — прошептала она.
— Я знаю, — ответил он просто. И она поняла, что все забыто. Прощено и забыто. Их отношения снова в полном порядке.
Деймиан крепко взял ее за руку и повел на танцплощадку. Он легко развернул ее. Стефани положила левую руку ему на плечо. Он, взяв ее правую ладонь, уютно пристроил ее у себя на груди и притянул Стефани поближе. Так близко…
И ей показалось, что она в жизни не была счастливее.
Макаллистер упивался сознанием того, что эта женщина наконец оказалась в его объятиях. Наслаждение было таким сильным, что напоминало боль. Но если это и боль, решил он, то он может наслаждаться ею.
Не подходить к Стефани весь вечер было просто адом для него. Хотя он намеревался выдержать эту тактику до конца. Но когда увидел, как она вытирала слезы, его упрямства как не бывало. Проклятая гордость — это все, что их разделяет. Ее гордость… ее и его. Но слезы Стефани покончили с его гордостью.
А теперь ее эротические духи кружили ему голову. Грудь ее невинно упиралась в его, отчего что-то случилось с его самоконтролем. Прикосновения ее бедер провоцировали мысли, неуместные на оживленной танцплощадке… и стимулировали физическую реакцию, единственно подходящее место для которой — спальня.
