Миган встала и пошла с ними. Она готова была смеяться и болтать сколько угодно, лишь бы поменьше обсуждали ее живот. Это же ее школьные подружки. Веселятся. Щебечут. Трудно поверить, что где-то рядом ходит убийца и ждет момента, чтобы разделаться с ней. Убить и скрыться. Тишайший Ориндж-Бич и убийца. Рождество и маньяк. Это действительно трудно себе представить.
Миган поднялась на террасу под руку с Бартом. Раз уж так все получилось, надо играть свою роль. Ночь для декабря была теплой, а терраса Пенни защищала от прохладного ветра, продувающего «Пеликаний насест».
Несколько пар танцевали под пластинку, но для Миган это развлечение было недоступно, хотя ноги так и просились пуститься в пляс.
– Хочешь потанцевать? – спросил Барт.
– Хотела бы, – усмехнулась Миган. – Пригласи меня в следующем месяце.
– Непременно, если сумею разыскать тебя. А где ты будешь? В Лондоне? Сиднее? Йоханнесбурге?
– Или в Новом Орлеане. – Она приподнялась на цыпочки и проговорила ему на ухо: – Только, очень прошу, не приводи с собой киллеров. – Она заметила, что на них смотрит Дороти. Небось думает, что Миган нашептывает Барту что-нибудь неприличное.
– Обещаю приехать один, – прошептал в ответ Барт. От его горячего дыхания ее охватила дрожь. – Может, вместо танцев выпьем пунша?
– А что, хорошая идея.
– Я мигом, только не улети с каким-нибудь кавалером-налетчиком.
Он скрылся за дверью, а она присела на скамейку, тянущуюся вдоль террасы. Ветви двух ближайших деревьев мигали электрическими лампочками, а со стен террасы свешивались корзинки с петуньями. Скромный, уютный уголок. Не тот глянцевый роскошный мир, в котором она встречала бы Рождество. Она уже забыла о незамысловатых провинциальных радостях.
Несколько джентльменов и дам уже прониклись духом праздника; они смеялись громче обычного и отплясывали более лихо, чем рискнули бы в обычном состоянии.
Рок сменила медленная мелодия кантри. В этот момент вернулся Барт с пуншем. Пенни подлетела к нему.
– Позволь умыкнуть твоего друга на танец, Миган. Том с Амосом изучают черепицу на предмет ремонта.
– Ради Бога.
Барт заколебался.
– Иди, – сказала Миган, подталкивая его к Пенни. – Только чтоб не под омелу. Я глаз не спущу.
Она смотрела им вслед. Она не ревновала, а завидовала. Когда еще она восстановит форму, чтобы вот так легко кружить в ритме с музыкой. Взгляд ее следовал за Бартом. Мужественный, ласковый, к тому же отличный танцор. И один. В Новом Орлеане ей не попадались такие мужчины. Правда, у нее и времени на это не было.
Мелодия кончилась, началась другая. Добрый старый мотив. Она слышала его на древнем бабушкином граммофоне и тихонько напевала знакомые слова, пока рядом не возник Барт.
– Мой дедушка говорил, что парень должен танцевать с девушкой, с которой пришел на вечеринку. Разрешите?
– Ты смеешься? Ты даже подступиться ко мне не можешь.
– Приспособимся. – Он взял ее за руку и помог подняться.
– Да я же как утка переваливаюсь. Люди смотрят.
– Пускай смотрят. – Он осторожно обнял ее, и ей ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Не устраивать же сцену. Да и она не из тех, кто устраивает сцены.
Он не прижимал ее к себе, но одной рукой держал ее руку, а второй обнимал за талию. Она перестала смущаться и легко заскользила по полу. Вернее, ей казалось, что она легко заскользила. Она закрыла глаза и отогнала притаившийся где-то глубоко в ней страх. Она танцевала с высоким темноволосым мужчиной, который ей нравится и который выдает себя не за того, кем он является на самом деле.
Все это было так необычно, так соблазнительно. Миган обо всем на свете забыла и отдалась мгновению. Когда музыка смолкла, она остановилась, дрожа от возбуждения и разочарования.
Он посмотрел на нее.
– Кто бы мог подумать? Мы остановились под омелой. – Его губы коснулись ее.
Поцелуй сначала был ищущий, неуверенный, но, когда она ответила, он поцеловал ее со страстью. Она обхватила его за шею, вся отдаваясь чувству, которое давно не испытывала. Барт прервал поцелуй, и до нее дошло, что все смотрят на них.
Щеки у Миган вспыхнули. Барт вел ее на террасу под одобрительные возгласы женщин и свист мужчин, потому что Барт выставил их не в лучшем свете.
Только это его не волновало; он шутил и вообще чувствовал себя как рыба в воде.
Что-что, а целоваться Барт умеет. Если только это опять не игра гормонов из-за беременности, отчего она все видит и чувствует в ином свете. И мужчина тут ни при чем.
Они сидели на скамейке, взявшись за руки. Трудно представить более мирную картину, а ведь недалеко притаился убийца.
Песок был прохладным и холодил босые ноги. Он шел вдоль прибрежных зарослей и песчаных дюн в полумиле от дома Ланкастеров. Из-за возвышающихся новых зданий ему не видна была крыша старого дома. Но он знал берег как свои пять пальцев.
Миган Ланкастер теперь ни на минуту не остается одна. Этот придурочный золотоискатель все время рядом с ней, изображает из себя влюбленного. И в кого? В бабу размером с кита. Трудно поверить, чтобы такая серьезная деловая женщина оказалась столь доверчивой. Впрочем, с некоторыми так бывает. Прояви к ним чуть побольше внимания, помани да посули чего-нибудь – и вот уже они готовы на все.
Он знал женщин как облупленных. Всех возрастов и цвета кожи, со всеми их причудами, но ни одна из них не возбуждала его так, как убийство. Только оно возносило его на вершину блаженства.
Подстроить все под несчастный случай теперь не удастся. После неудачной попытки утопить ее, потом промашки с перилами у него нет времени на трюки. Пуля в голову – и делу конец. Она скоро вернется домой. А он будет ждать. И плевать он хотел на ее дружка.
Он погладил пистолет. Щелчок – и все кончено. Бах. Бах. И весь банк его.
Победитель получает все.
Поцелуй не выходил из головы Миган всю обратную дорогу. В нем было что-то такое захватывающее и романтичное, что, несомненно, убедило ее друзей из Ориндж-Бич в необычности их отношений с Бартом. Он и сам ее почти убедил, во всяком случае ничего подобного она не испытывала раньше. Единственным разумным объяснением этой магии могли быть беременность и нависшая над ней опасность. Не стоит забывать к тому же, что они целые дни проводят вместе. Он первый, кого она видит утром, едва открыв глаза, и последний, кого видит перед сном. Когда ей не по себе, он умеет ее рассмешить. Когда она говорит, он слушает.
В то же время их связывает не только неизбежность жизни вдвоем в доме. Нет, здесь что-то другое – простое, плотское, земное. И эти чувства пугали ее не меньше, чем безумец, жаждущий смерти растущего в ней ребенка.
