— Тебя не за что прощать и тебе не за что извиняться, — с удивительно мудрой снисходительностью заявила моя чудная подружка. — Более того, ты все сделала правильно, за что тебе мое огромное спасибо!
Я отказывалась верить своим ушам — в кои-то веки Ксюша признала мою правоту! Да тут, наверное, сдох не один медведь, а целая стая!
Мы выпили шампанского, посмотрели в глаза друг другу и рассмеялись.
— Ах, бедные мы с тобой девушки, — шутливо заявила я, обнимая Ксюшу, — снова мы остались одни!
— Почему это одни? — лукаво вопросила Ксюша, высвобождаясь из моих объятий. — Только вчера ко мне на улице привязались два очаровательных молодых человека.
— И ты с ними познакомилась?
— Конечно! Более того, я рассказала им о тебе, и они предложили встретиться вчетвером. Что ты на меня так смотришь?
— Опять?! — только и пролепетала я, изумленно качая головой. — Ну, подруга, когда ты только угомонишься!..
Увы, но даже месяц спустя Петр так и не позвонил! А я так ждала этого звонка… Не зная, что делать дальше, я вернулась в свое старое издательство, и меня тут же приняли на прежнюю должность.
После этого потянулись серые редакционные будни, по сравнению с которыми все предыдущие события теперь казались красивой авантюрной историей, произошедшей с кем угодно, но только не со мной.
И вдруг — в который уже раз! — все резко изменилось. Поздний и слякотный апрельский вечер, я возвращаюсь домой после работы и возле гаражей вижу безобразную сцену — два пьяных подонка пинают ногами лежащего мужчину.
Первым моим порывом было желание немедленно вмешаться, и я лихорадочно полезла в сумочку за газовым пистолетом, который теперь всегда носила с собой.
Подбежав к негодяям, я схватила пистолет обеими руками, наставила на ближайшего ко мне верзилу и, подражая героиням дамских детективных романов, громко крикнула, сама поразившись звонкой силе своего голоса:
— Ни с места! Я из милиции! Руки за голову!
Верзила изумленно вскинул голову, но, увидев перед собой элегантную молодую женщину в светлом плаще и с распущенными по плечам каштановыми волосами, презрительно сплюнул в мою сторону:
— А руки на… тебя не устроит?
Столь юмористической реакции я никак не ожидала, поэтому слегка растерялась.
Что делать дальше? Выстрелить? Но ведь на улице газ может подействовать только в том случае, если по очереди сунуть дуло пистолета прямо в ноздрю каждому из преступников. А так они только прочихаются да еще попросят у меня носовой платок…
Нет, стрелять — значит расписаться в собственной беспомощности. Но тогда что? Лезть в драку, понадеявшись на свою подготовку? Однако в длинном пальто, да еще в юбке, да еще в сапогах на высоких каблуках, я сама шлепнусь в грязь — и к первой жертве добавится вторая.
Тем временем избиение возобновилось, а я все кусала губы, не зная, на что решиться. И тут мой растерянный взгляд случайно наткнулся на… О, против этого классического народного средства никто не сможет устоять! Скинув с плеча сумочку, я поспешно нагнулась и, подхватив обеими руками огромную жердь, с трудом оторвала ее от земли.
Наверное, со стороны это выглядело достаточно смешно, поскольку напоминало знаменитую сцену из предвыборной поездки Ельцина, когда он с завязанными глазами разбивал шестом горшок на татарском празднике Сабантуй. Впрочем, в моем случае это смотрелось еще смешнее — проклятая жердь оказалась настолько тяжелой, что повела меня из стороны в сторону. Зато эффект от ее воздействия оказался просто потрясающим!
Наметив себе в качестве цели спину того самого юморного верзилы, который не внял моему грозному предупреждению, я даже не стала пытаться ударить, а просто отпустила жердь в свободное падение.
— Уй, бля! — возопил он, когда мое орудие с треском обрушилось вниз.
Удар был настолько силен, что опрокинул его на колени. Пока верзила почесывал поврежденную спину и изумленно оглядывался, я вновь напрягла силы и сумела вернуть жердь в вертикальное положение.
— Атас, Толян! — испуганно завопил напарник сокрушенного мной негодяя. — Она опять!
— Не опять, а снова! — прохрипела я, чувствуя, как проснувшийся боевой задор заметно укрепил мои силы.
Увидев над своей головой вновь занесенную жердь, верзила среагировал очень быстро. Сначала, встав на четвереньки, он по-заячьи отпрыгнул в безопасное место и лишь затем выпрямился во весь рост.
— Куда же вы, ребята? — И, чувствуя себя хозяйкой положения, я шагнула в их сторону, с трудом удерживая в руках свое грозное оружие, которое то и дело грозило свалиться в непредсказуемую сторону.
— Пошли, Толян, ну ее на хрен! Ты же видишь — совсем озверела баба!
— А это че — ее муж, что ли?
— Да хрен ли нам разбираться, пошли!
— Ну пойдем, хрен ли тут стоять! — пьяно икнув, согласился верзила — к моему вящему облегчению.
Оба негодяя презрительно повернулись ко мне спиной, обнялись и, пошатываясь и напевая: «Атас! Так веселей, рабочий класс…» — удалились.
— Осторожно! — испуганно воскликнул избитый ими человек, который на протяжении всей этой сцены беспомощно сидел на земле.
От звука этого — столь хорошо знакомого и любимого — голоса я вздрогнула и тем самым невольно ускорила падение жерди, о котором он меня и пытался предупредить.
Да, еще бы чуть-чуть — и продолжение этого вечера могло стать совсем иным! Жердь обрушилась на землю так близко от Петра, что едва не ободрала ему ухо!
— Уфф! — одновременно вздохнули мы, когда опасность была позади.
— Откуда вы здесь взялись? — Я бросилась к нему, вне себя от радости.
— Долго рассказывать.
— Но что это с вами? И почему вы сами не раскидали этих подонков?
— А! — И он поморщился, с моей помощью поднимаясь на ноги. — Все произошло как в плохих приключенческих фильмах. Знаете, когда авторы не могут придумать иной способ обострить действие, то непременно ограничивают подвижность героя, заставляя его ломать или подворачивать себе ногу.
— А что с вашей ногой?
— Всего лишь поскользнулся и подвернул. Растяжение связок — не более.
— Но с чего это они к вам вдруг пристали? Что им было нужно?
— Да зачем пристают в России? Требуют или закурить, или денег, или того и другого, — усмехнулся Петр.
— А почему вы мне до сих пор не позвонили?
Наверное, для данной ситуации вопросов было слишком много, но я была так счастлива его видеть, что не могла удержаться.
— Боялся, что у вас плохое настроение и вы не захотите ворошить старое.
