— Ты сказал…
— Тебе здесь понравится. И постель большая…
— Да-да, милая комната, — сухо отозвалась Скарлет, изумленно глядя на жениха.
— И удобна тем, что Сэм рядом. Зная, как ты тревожишься, я специально распорядился, чтобы для нас троих отвели именно эти две комнаты. Ты в любой момент сможешь проведать Сэма.
— Сэму здесь нравится, — отозвалась женщина.
— Еще бы ему не понравилось! Целый день провел в загончике для щенков. А когда подрастет, к его услугам лошади…
— Лошади — это опасно, — не преминула заметить Скарлет.
— Все опасно, детка. И все-таки мы живем, — философски отозвался он. — И вообще, хватит разговоров, дорогая, последние деньки дались тебе нелегко. Пора спать.
— Ты прав. Я очень устала, — согласилась Скарлет.
— Составишь мне компанию в душе? — игриво поинтересовался Роман, направляясь в ванную. Скарлет покорно проследовала за ним.
Скарлет пришлось ждать значительно дольше, чем предсказывала Наталия О'Хэген. Либо ей так показалось. Возможно, Роман запаздывал не намного, но каждая минута ожидания оборачивалась для Скарлет переживаниями.
Она уже распаковала вещи и основательно обустроилась в общей с ним спальне, несколько раз заглянула к Сэму.
Скарлет припомнила, как ее встретили. В доме оказалось значительно более людно, чем она рассчитывала. Помимо членов семьи и соседей, присутствовала даже помощница Романа, Элис, которая чувствовала себя у О'Хэгенов вполне комфортно. Скарлет же, несмотря на то, что достаточно долгое время была знакома с Наталией О'Хэген, не испытывала уверенности при общении с обитателями этого дома. Хотя упрекнуть их в отсутствии радушия у нее не было совершенно никаких оснований.
Скарлет сознавала, что ее настороженность и напряженность, ее тревога и подозрительность, которые не приемлет Роман, просачиваются сквозь тонкую мембрану некоего подобия самообладания.
Элис озадачила Скарлет не меньше, чем Сэлли. Элис, вопреки ее представлениям, оказалась молодой, умной, привлекательной, яркой женщиной. Она разговаривала с Романом по-семейному просто, порой даже фамильярно, казалось, ее совершенно не трогает топазовый огонь его глаз. А Роман постоянно старался поддеть свою помощницу. Скарлет этого не понимала.
Определенно, отношения в этом дружном кружке ее озадачивали. Она предпринимала попытки их анализировать, но лишь стимулировала этим собственную подозрительность…
И вот теперь ей приходится ждать Романа, который, выйдя из душа, отправился немного пройтись с отцом перед сном по усадьбе. Ей даже пришлось побеспокоить миссис О'Хэген, которая заверила ее, что они вот-вот появятся.
Скарлет вернулась в спальню. Время тянулось медленно. Ожидание становилось нестерпимым.
Отважившись, Скарлет решила предпринять небольшую экскурсию по огромному дому. Она изучала коридоры — широкие и узкие, длинные и короткие, темные и ярко освещенные, неторопливо прохаживалась по ним, с интересом разглядывая шпалеры, картины, вазы на постаментах, прочие элементы декора. Скарлет отваживалась заглядывать в нежилые комнаты, открыла для себя местонахождение библиотеки, куда решила наведаться в более подходящее время.
Ей все более по душе становился этот внушительный дом. Уютно поскрипывали деревянные половицы, свет от старинных светильников ложился теплыми золотистыми разводами на антикварную мебель. Пахло благополучием, достатком, который был очевиден, но главное — безмятежностью.
Она, стараясь не шуметь, продвигалась дальше.
— Как отца может смутить собственный ребенок! — донесся до ее слуха резкий окрик Финна О'Хэгена.
Скарлет застыла на месте и насторожилась. Роман не говорил, что Сэм когда-либо смущал его. Конечно, понимание не давалось легко, но и рассчитывать на это не стоило… Она прислушалась.
— Сын, лучше поздно, чем никогда. Таково мое убеждение! — властным тоном изрек старший О'Хэген.
Раздражение звучало в старческом голосе.
— Согласен, отец. Но, признаться, — тихо, но отчетливо произнес Роман, — я в смятении.
— Какая глупость! Стыдно такое слышать от собственного сына, — бросил глава семьи.
— Нет, отец, ты не понимаешь меня. Я пытаюсь сказать, что, стоило мне увидеть этого кроху, такого застенчивого, беззащитного и в тоже время стойкого, у меня внутри все перевернулось. То, что это мой сын, я не сомневался больше ни секунды. Но я, признаться, робею, оставаясь наедине с ним. В свои три года Сэм уже такой толковый! Им невозможно управлять, как неодушевленным существом. У него есть свои представления обо всем. А детская честность совершенно обескураживает, когда он задает вопросы в лоб. Вроде бы все просто, а, не поразмыслив всерьез, на них не ответишь.
— Похоже, ты взрослеешь, сын, — примирительно отметил Финн О'Хэген. — Но ты отец, а не наблюдатель, и должен с самого начала занять активную позицию и воспитывать сына без робости или колебаний.
— В этом-то вся проблема, отец, — тихо признался Роман.
— Не вижу тут никакой проблемы…
— Я, не терпящий никаких обязательств, вторгся в устоявшуюся жизнь хороших людей. Я представления не имел, каково это — быть отцом, и вдруг обнаруживаю, что у меня растет сын. Это величайшая ответственность. Я не имею права на ошибку. Не уверен, что мне эта миссия по плечу.
— Мне стыдно за тебя, Роман. И никогда еще мне не было так стыдно за собственного сына.
— Прости, отец, что опять разочаровываю тебя. Я лишь пытаюсь быть честным. Мне не обойтись без помощи и поддержки. Я пытаюсь внушить Скарлет, что все у нас будет хорошо, но в то же самое время испытываю сильные сомнения, — объяснял он.
— Кто тебе должен оказывать эту поддержку, сын? От нас с матерью ты можешь требовать только одобрения или совета. Теперь ты глава своей семьи…
— Все так, отец. Но давай мыслить рационально, — призвал Роман.
— Рационально?! — вновь возвысил голос Финн. — Я слышать не хочу никаких рациональных доводов, к которым прибегают слабаки. Сильные люди не руководствуются рациональными соображениями. Сильные люди жертвуют собой и вынашивают ребенка, четко сознавая, что это будет стоить им жизни! Сильные люди берут на себя ответственность за чужого ребенка и полностью подчиняют свою жизнь этой миссии! — громыхал голос старика. — Ты же ведешь себя как тряпка, со своими девчачьими сомнениями. Мне стыдно, что у меня такой сын!
Сердце Скарлет гулко билось. Она больше не могла выносить этого. Она порывисто распахнула дверь, из-за которой слышалась нелицеприятная отповедь, и со слезами на глазах воскликнула: