Алан кивнул.
Джесси отвернулась и пошла к дверям, все еще надеясь, что он окликнет ее, но этого не случилось.
Алан почти пожалел о том, какой он человек. Он хотел бы быть мужчиной, способным побежать за Джесси и вернуть ее. Но он не мог стать другим. Он видел, как его отец был счастлив с одной женщиной, и эта преданность убила его. Его отец не смог жить без мамы. Черт, раньше он не задумывался над тем, как сильно его родители любили друг друга.
Он знал, что многие женщины считают это романтичным и милым, но сам он видел обратную сторону медали. Его отец ходил по дому, как раненый зверь, не находя себе места, когда его мама уезжала в командировки. У отца тоже была карьера, но он сходил с ума от скуки, когда мама уезжала из города, и вел себя как сумасшедший, когда она наконец приезжала. И Алан поклялся, что никогда не впадет в подобную зависимость от другого человека.
И еще он поклялся, что не позволит ни одной женщине контролировать его. А Джесси уже начинала заставлять его чувствовать потерю контроля. Он не хотел, чтобы их отношения заходили дальше.
Алан потер шею. Слишком многое занимало его мозг. Приближающийся ураган. Поиски управляющего для мотеля. Воспитание малышки Ханы. Ситуация с Джесси.
Он никак не мог перестать думать о ней и уже начал считать, что становится похожим на своего отца. Он наслаждался ее компанией. Каждое утро он соскакивал с кровати с неимоверной легкостью, потому что его ждал завтрак на кухне, где за столиком с ним будет сидеть Джесси.
Поэтому главной его задачей сейчас стал отъезд на Хаттерас и попытка помешать Джесси пройти испытательный срок. Он должен помочь ей проиграть. Алан понимал, что не сможет видеть ее каждый день на работе, не сможет смешивать деловое отношение с личным. Он всегда знал: личные отношения — не для него, но до настоящего момента не понимал, почему именно.
Ему не нравилось, что он становился уязвимым, когда кто-то прорывался сквозь его тщательно выстроенную оборону. Никому не позволено это делать, даже Джесси. Она заставляла его чувствовать свою слабость и неуверенность, потому что стала ему нужна, а это недопустимо.
Алан не собирался ее принуждать к чему-то, заставлять менять мнение. Он просто ждал, когда она остынет. Наверняка это скоро произойдет.
Но тут вставал еще один вопрос. Ему стоило решить, собирается ли он брать на себя опекунство над Ханой. Может, ему стоит отказаться, хотя, очевидно, Джону бы это не понравилось.
Более того, если бы Джон оказался сейчас рядом, он ударил бы его по плечу и посоветовал перестать вести себя как придурок.
Алан остановился перед зеркалом и посмотрел на себя. Он совсем не был похож на отца, но это не остановило его от того, чтобы пойти по его следам, позволив страсти взять верх над разумом. Его дедушка тоже был одержим, но другим — бизнесом. Алан не хотел, чтобы это наследие влияло на его жизнь.
Может ли он стать другим? Не таким, как они? Похоже, одержимость — их семейная черта. Но Алан прекрасно справлялся, борясь с этим свойством до тех пор, пока не появилась Джесси.
Она угрожала ему. Угрожала его здравому смыслу, самоконтролю и вере в себя. А теперь она хотела, чтобы он… чего именно она хотела? Он восхищался ей и завидовал тому, что она могла высказаться открыто, подойти к нему и спросить, что он чувствует.
У него для этого не хватило смелости. Потому что он все еще пытался отрицать тот факт, что Джесси стала слишком много для него значить.
Наверное, это делало его трусом. Конечно, он здорово разозлился бы, если кто-нибудь сказал ему об этом, но он действительно вел себя как трус.
Выйдя во двор, он увидел, как Джесси разговаривает с плотником.
На ней были туфли на очень высоком каблуке, облегающие джинсы и белый топ с черным поясом. Она снова вернулась к забавному гардеробу панк-девочки. Алан глубоко вздохнул.
Перед ним снова та Джесси, с которой он умел справляться. Он мог заключать с ней пари, спорить с ней и даже затащить в постель. Перед ним стояла совершенно самодостаточная женщина, и это радовало Алана, как никогда.
Хотя в глубине души он грустил, понимая, что упустил свой шанс. Он не смог бы стать с ней счастливым. Только не с Джесси Чендлер. Но не из-за ее фамилии, а из-за того, что она все время спорила с ним, бросала ему вызов, ей всегда было недостаточно того, что они имели. Она никогда не приняла бы лишь часть его, а больше он не мог дать ей.
Джесси заслуживала любовь и счастье. Алан знал, что он для этой роли не подходил.
Штормовое предупреждение уже стало реальной угрозой. Джеймс посоветовал им предпринять предупреждающие меры — например, собрать все вещи в саду. И поскольку у Джесси был выбор: занять себя чем-то или продолжать страдать по Алану, она выбрала первое. Джесси прикрепила «радионяню» к поясу и принялась за работу. Она уносила из сада горшки и стулья, убирала сухие ветки деревьев.
Джесси начинала понимать, почему ее подруге нравился физический труд после долгих восемнадцатичасовых рабочих дней. Джесси порадовалась тому, что Пэтти решила продать свой бизнес по дизайну интерьеров и приехать сюда, в Аутер-Бэнкс. Вероятно, последние два года стали самыми счастливыми в жизни ее подруги.
— Нужна помощь? — спросил Алан, подходя к ней сзади.
— Нет.
— Джесси…
— Я злюсь на тебя. Я не собираюсь притворяться, что все в порядке и ничего не случилось. Ты можешь пойти поговорить с Джеймсом. Он объяснит тебе, как ты можешь помочь. — Ей даже нравилось быть честной. Словно за долгое время что-то внутри ее высвобождалось на волю.
— Нет.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что я сказал. Ты изменила правила игры в одно мгновение. Это нечестно. Так же как сегодня утром ты ушла из кухни, не закончив разговор, — напомнил он ей. — Я пытаюсь понять тебя, Джесси. Но я парень. А это все эмоции. Я не собираюсь притворяться, что умею хорошо с ними справляться. Да, у меня они тоже есть, но я не собираюсь о них рассказывать.
Джесси выпрямилась и посмотрела на Алана. Он был в солнцезащитных очках, и она не могла понять, насколько искренне он говорит. Но слова показались ей невероятно значимыми. Она действительно радикально поменяла линию поведения и ждала от него того же самого. Она пыталась вынудить Алана следовать за ней. Ее действия были нацелены на то, чтобы ощутить свободу и превосходство, вернуться в привычную безопасность.
— Я просто не знаю, что с тобой делать.
— Я тоже, — признался Алан. — Видимо, впервые мы чувствуем одно и то же.
— Мы всегда чувствовали одно и то же, пока воевали. И мне это долгое время нравилось. Но теперь мне нужно нечто большее. И это меня пугает, потому что ты — это все еще ты.
