Слова Ким разозлили Оуэна не на шутку.
— Она станет ученым, мисс Пейтон, — чеканя слова, повторил он. — Я не позволю ей получить гуманитарное образование. Никаких литературных лоботрясов в моей семье не будет. Само их существование в наш век технологии — анахронизм. Кроме того, те немногие возможности для карьеры, которые для них открыты, если не считать преподавания, привлекают целую армию таких же безработных.
Хотя его слова подтверждались ее собственным опытом, она сказала:
— Если вы будете стоять на своем и диктовать дочери, что она должна, а что не должна делать в жизни, я могу вам гарантировать одно — она рано или поздно восстанет против вас. Если у нее есть характер, а он у нее есть, она все равно пойдет своим путем. Я по собственному опыту знаю… — И она прикусила язык.
Он приподнял брови:
— По собственному опыту, мисс Пейтон? Интересно!
Она чуть не выдала себя!
— Нет, вернее, глядя на других, на другие семьи, и на других… девушек моего возраста. Если их загоняют в определенное русло, они всегда наперекор выбирают противоположное.
Она опасливо посмотрела на него. Сбила ли она его со следа? По его лицу невозможно было ничего понять, кроме того, что он очень разозлился. Коротко напомнив, что послезавтра приведет домой гостя, Оуэн наконец оставил ее одну.
На следующий день вечером Ким задумчиво бродила по саду. Вечер был так хорош, что ей не хотелось уходить в дом. Она глубоко вдохнула аромат цветов, удивительно ярких и живописных в свете гаснущего дня. Раскрыв садовый стульчик; немного посидела на бетонной площадке возле дома, прислушиваясь к умиротворяющему птичьему пению.
Внезапно из дома послышалась музыка, повернувшись, Ким увидела, что Оуэн стоит возле открытого окна и смотрит в сад. Вслушиваясь в переливы мелодии, Ким почувствовала, как слезы текут у нее по щекам. Сколько еще, — спрашивала она себя, — сколько еще она сможет прожить в одном доме с мужчиной, которого любит, скрывая свои чувства? Она будет медленно сходить с ума, потому что, больше всего на свете желая его любви, его близости, она вынуждена будет сохранять между ними дистанцию. Ей постоянно придется напоминать себе, что она всего лишь его домработница.
Но проблема заключалась не только в этом. Даже если бы они встретились как равные, то он, ученый до мозга костей, не только по роду занятий, но и по внутреннему складу, все равно с презрением отвернулся бы от нее из-за ее столь ненавистного ему гуманитарного образования. Их знакомство не имело бы продолжения, произойди оно даже при более счастливых обстоятельствах…
Ким вдруг осознала, что музыка замолкла, а Оуэн раздобыл себе стул и теперь сидел рядом с ней. Она быстро встала, но он протянул руку и заставил сесть обратно.
— Не надо, не уходите. — Он посмотрел ей в глаза. — Вам понравилась музыка, Ким? — Опять он внезапно разрушил между ними все преграды, назвав ее по имени!
Он заметил, что глаза ее влажны от слез:
— Неужели вас так растрогала музыка? — Она кивнула, не силах открыть ему правду об истинной причине ее слез. — Вы знаете ее автора?
— Да, это Малер. Это его… — Она вдруг замолчала. Опять! Узнав так легко сравнительно современное музыкальное произведение, она снова выдала себя. Но внезапно ей стало все равно — она устала притворяться.
— Его — что? — настаивал Оуэн.
— Адажетто из пятой симфонии.
— Вы совершенно правы. — Он поднялся и пошел в дом, крикнув через плечо: — Посмотрим, узнаете ли вы это!
И она услышала другую музыку, тоже знакомую. Когда композиция отзвучала, Ким назвала автора:
— Это ноктюрн из квартета ре-мажор Бородина.
— Пять баллов. — И он тихо прибавил: — Для женщины, которая выбрала такую карьеру, как вы, ваша музыкальная образованность просто поразительна.
Ким передернула плечами. Она дала ему уже слишком много подсказок. Воздух становился прохладный, и ей стало зябко в легкой одежде. Он встал и сказал:
— Оставьте ваш стул здесь, я сам его уберу. Ступайте в гостиную.
Это был приказ, а не приглашение, и, видимо, ей оставалось только подчиниться.
Вернувшись в гостиную, Оуэн закрыл окно.
— Садитесь, Ким. Я принесу вам что-нибудь выпить.
— Нет, спасибо. — Она пошла было к двери, но он настаивал: «Садитесь», — и она повиновалась. В конце концов, ей платят за то, что она выполняет приказы.
Он подал ей бокал. Она, хмурясь, помедлила, прежде чем взять его.
— В чем дело? Вы не любите шерри?
— Нет, нет, люблю. Спасибо. — Она отпила немного. Зачем он пригласил ее сюда, словно она его гостья, а не служанка?
Оуэн явно был не склонен к разговорам. Он включил большой торшер в углу возле окна, что сразу создало уютную и интимную обстановку, потом сел и молча уставился на свой бокал и, наконец, залпом проглотил его содержимое.
— Мистер Ланг?
Он поднял на нее глаза.
— Я часто думала… я знаю, что вы ученый, химик, но чем именно вы занимаетесь?
Он засмеялся и откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу.
— Хотите поболтать, да? Хотите, чтобы я рассказал вам о своей работе, да? О себе?
Сразу смутившись, девушка поднялась. Видимо, она перешла границы дозволенного.
— Не сердитесь. Я не хотел вас обидеть. Просто удивился, что моя домработница интересуется тем, чем я занимаюсь на работе. Обычно они так быстро уходят, что едва успевают запомнить мою фамилию, не говоря уж о моей профессии.
Ким снова села в кресло, на этот раз на самый краешек, и замерла в напряженной позе.
— Ради всего святого, не сидите так чопорно! Я не могу с вами разговаривать, если вы будете выглядеть так, будто ждете, что я прикажу вам выйти вон.
Он улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ, стараясь заставить себя расслабиться. Она чувствовала, как внутри нее нарастает сладкое возбуждение, но тут же постаралась запрятать его в самый дальний уголок сознания, как драгоценную вещь, которую кладут в сундук, для того чтобы потом вынуть ее, полюбоваться и снова убрать на место.
— Итак, — сказал он, все еще улыбаясь, — если вы мечтаете выйти за меня замуж, как все остальные, вам следует воспользоваться тем шансом, который я вам даю, практически протягиваю на тарелочке…
Опять проверка!
— Вы должны ухватиться за эту возможность обеими руками, заискивать передо мной, всячески пытаться снискать мое расположение. Вы должны использовать все ваши женские чары, ваши маленькие уловки, — он медленно, лениво окинул ее взглядом, — соблазнять меня своим видом и словами и, наконец, заставить меня сделать вам предложение. И пусть вас не заботит моральный аспект, ведь главное, что это ведет к заветной цели — к замужеству. — Его усмешка стала отвратительно циничной. Он мягко добавил: — Я жду, Ким.
