– Ты как настоящий разведчик: спишь при любом удобном случае.
Девушка настороженно взглянула на босса, но не похоже было, что она вкладывала в эту фразу двойной смысл. Ольховская вышла из автомобиля, и помощник поспешила за ней. Панорама, которая перед ними открылась, заставила забыть Яну и о разговоре, который им предстоял, и о стоящей рядом Евгении, и даже – в какой-то степени – о себе.
Они находились на самой высокой точке длинного подъема, а дорога, перевалив за этот хребет, уходила дальше, к линии горизонта, и вилась между сочными заливными лугами, которые с левой, южной стороны плавно переходили в возвышенность, а на севере перемежались с голубыми пятнами озер. Еще дальше на север лежал широкий изгиб реки, на дальнем берегу которой примостилась живописная деревенька, и ярко белела церковь с высокой колокольней. Солнце стояло еще довольно высоко, но невидимый художник уже подмешивал в пейзаж предзакатные золотисто-медовые тона.
Яна смотрела, не думая о времени, и никак не могла насмотреться, словно растворяясь в этой чудесной долине. Река, зеленые луга, холмы, озёра – всё радовало глаз, и даже эта деревня казалось, состоит из пряничных домиков… Но все-таки что-то мешало превратиться картине в совершенную пастораль, и этой своей не идеальностью особенно сильно задевало сердце, может быть, эта церквушка? Или те малюсенькие крестики деревенского кладбища, что виднелись рядом?
Девушка продолжала любоваться видом, а в голове сами по себе возникли давние воспоминания, где низкий мужской голос когда-то терпеливо ей объяснял: «Почему я не считаю Левитана в полном смысле импрессионистом? Возьмем французов… Вот тебе три пейзажа, смотри, сравнивай. Можешь сказать, где это? Италия, Франция, может, даже Германия? Эту даму в белом, этот зеленый куст можно поместить куда угодно, все равно… А теперь смотри сюда: «Над вечным покоем», «Золотая осень», что замечаешь? Значит, импрессионистический пейзаж всегда интернационален, а картины Левитана национальны, они русские, потому что и эта церковь, и эти березы могут быть только в России».
– Надо говорить не «интернационален», а «космополитичен», пап, – бессознательно прошептала Яна, как много лет назад.
– Все нормально? Ты что-то сказала?
Босс смотрела вопросительно, и девушка вышла из странного трансового состояния. Удалось ей это не сразу. Она нечасто вспоминала свое прошлое, но если ей доводилось это делать, то картины всегда были необычайно яркими и очень неохотно покидали потом ее сознание до следующего редкого визита.
– Да, все в порядке. Здесь чудесно!
Это прозвучало очень искренне, и Евгения довольно кивнула головой.
– Мне тут тоже очень нравится. Панин показал в прошлом году, и в первое время я приезжала сюда почти каждое воскресенье – полюбоваться и… подумать.
– Захватишь меня в следующий раз? – Яна уже полностью вернулась к своему обычному состоянию.
– Конечно.
Голос Ольховской звучал немного рассеянно, и, посмотрев на нее, Яна поняла, что она готовится перейти к разговору. Но только где же тут говорить?
– Там, на краю обрыва, можно сесть прямо на землю, если ты не против.
Яна беспрекословно последовала за боссом, снова отметив про себя эту ее способность по одному лишь взгляду угадывать мысли. «Мне надо быть еще осторожнее», – инструктировала себя девушка, пока они шли к краю возвышенности.
Евгения села на траву, и Яна расположилась рядом, чувствуя, как короткие травинки, растущие на склоне, щекочут ноги. Прямо под ними лежали озера – соединенные друг с другом паутиной каналов, заросшие по краям ивняком и камышами.
– В другой раз возьму фотоаппарат, – произнесла Яна.
– Я тоже люблю фотографировать. Нам надо обязательно приехать сюда будущей весной, когда разливается река. Тогда здесь повсюду вода… и много птиц.
«Едва ли я останусь здесь до весны», – девушка не успела додумать до конца эту мысль, но уже ощутила, как ее душу наполняет сожаление. «Соберись, – мысленно тут же приказала она себе. – Можно умиляться природе, можно делать вид, что мы становимся лучшими друзьями, но нельзя забывать, что это всего лишь игра… Игра, от исхода которой зависит мое будущее».
– Так ты расскажешь мне о Таисии? И вообще о том, что все это значило? – произнесла девушка вслух.
Евгения сорвала травинку и теперь крутила ее в руках, темп ее дыхания заметно изменился, и Яна подумала, что договор будет долгий и не очень простой.
– Скажу банальность, но… на свете действительно есть много вещей, которые нельзя объяснить логически… или можно, но с трудом. Или не сейчас, не на этом уровне развития людей.
– Я постараюсь понять, если ты расскажешь.
Ольховская искоса посмотрела на помощника, и спросила:
– Что ты вообще помнишь о той ночи?
Яна ощутила досаду, потому что ей снова приходилось отвечать на вопросы, в то время как она в нетерпении ждала ответов, поэтому скороговоркой выпалила в хронологическом порядке краткое изложение всех событий, которые она запомнила и отметила для себя как важные:
– Мы чуть не разбились в аварии, потом ты сказала, что я тебе нравлюсь, а потом мы прошли по жуткому лесу в холм, и старуха с блестящими голубыми глазами долго нас рассматривала.
Евгения чуть усмехнулась после этой речи, и Яна на миг испытала смущение.
– Ну да, примерно так…
– И?
Яна ощущала, что ее терпение уже на исходе, и, очевидно, Евгения это тоже почувствовала, потому что глубоко вздохнула, отбросила травинку и, повернувшись к девушке, наконец, начала «тот» разговор.
– Я не буду тебе ничего доказывать, просто поверь мне: Таисия знает. Что есть и что будет. Она видит. Мы знакомы давно, она ни разу не ошиблась. В последнее время вокруг происходит что-то странное, я и сама это чувствовала. Не спрашивай, что это, не смогу объяснить. И это «что-то» стало усиливаться, когда появилась ты… Тогда я подумала, может, это как-то связано, и решила, что надо встретиться с Таисией. Так мы пришли к ней.
Евгения сделала паузу и опустила глаза, словно давая своей собеседнице время для осознания ее слов. Яна даже не шелохнулась: она решила выслушать все до конца, не давая оценок, не перебивая, оставив все вопросы на потом. И рассказ продолжился.
– Не знаю точно, что именно она увидела, потому что эти картины нельзя передать или описать. Вообще все это странно, но она сказала, что ты во многом повлияешь на судьбу компании и…
– Да?
Евгения нахмурилась и сорвала еще одну травинку.
– …И мою судьбу. Я не сразу это поняла, но, с другой стороны, что тут странного, моя судьба и судьба компании – это почти одно и то же, – вздохнула она. – Но потом она еще добавила, что против моей, даже против твоей воли произойдет что-то ужасное.
