Он пожал плечами, и от этого движения мышцы волной перекатились у него под кожей.
— Я поцеловал вас, потому что нахожу это ваше качество неотразимым.
Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не повиснуть у него на шее, умоляя его заняться с ней любовью.
— Сегодня вечером он будет целовать вас, — испытующе глядя ей в глаза, сказал Лайон. — И будет заниматься с вами любовью, если вы ему позволите.
Эмили смотрела на него во все глаза, не в состоянии не только ответить, но даже и осознать такое чудовищное предсказание.
Лайон смаковал ее оцепенение, и в глазах у него появился насмешливый блеск.
— Но вы же не позволите.
— Я не знаю еще, как поступлю с Кевином, мистер Гэллант. Он ужасно милый, и мне всегда нравились блондины, — соврала она, решив, что он заслуживает небольшого унижения, этот самовлюбленный задавака. — Раз уж вы об этом заговорили, — проворковала она, входя во вкус выдумки, — мне кажется, что из Кевина получится идеальный учитель для урока номер четыре. Как вы думаете?
Глаза Лайона сузились, словно он обдумывал этот новый поворот.
— Откуда мне знать? Я с ним любовью не занимался.
Она засмеялась, найдя его сарказм поистине забавным.
— Ну что ж. — Она пожала плечами и как можно легкомысленнее тряхнула кудряшками. — Поскольку это ваш остров, я, пожалуй, дам вам знать, как все прошло. Утром.
Он как будто хотел что-то сказать, но уловил движение и взглянул на берег.
— Ваш партнер возвращается. — С бесстрастным видом он еще мгновение изучал ее лицо, потом отвернулся и что-то пробормотал. Она, должно быть, ошиблась, потому что ей показалось, будто он сказав «Гарри был отпетый идиот».
Он ушел и унес с собой ее сердце. Она не мигая смотрела ему вслед, потому что именно в этот момент обнаружила, что влюбилась в Лайона Гэлланта — человека, для которого, судя по всему, не возникнет никакой особой проблемы, если она этой ночью переспит с его другом.
Сердце и разум Эмили пребывали в таком смятении, что она не могла заснуть. И ей очень хотелось есть. Она пропустила ужин, так как он был частью устроенной Лайоном вечеринки, а чашка пунша, которую принес ей Кевин, насытить не могла. Она покачала головой, вспоминая, как трудно было убедить пылкого поклонника, что не будет сниматься для «Гэллантс» и что в постель с ним тоже не пойдет.
Он принял отказ как истинный джентльмен, но, к удивлению Эмили, попросил дать ему номер телефона и адрес в Айове. И у нее осталось ощущение, что он позвонит. Странно, подумала она. Всю жизнь она застенчиво простояла у стены, ее почти никогда не приглашали на танец. Очевидно, все эти годы она вывешивала на себе табличку с надписью «Руками не трогать». Это получалось у нее неосознанно, она просто боялась что-то не так сделать или сказать. Поэтому она с головой ушла в занятия, превратив учебу в способ существования. Она думала, что если будет учиться, то научится быть свободной и раскованной в общении с людьми. А получилось наоборот — она лишь ощущала себя все более странной и все менее уверенной в себе.
А когда появился Лайон Гэллант со своими поцелуями и здоровой счастью, то доказал, что в ней много женственности, которая может проявиться, если ею правильно руководить. Поразительно: Кевина, как мотылька на свет, тянуло к ней! Эмили понимала, что всецело обязана этим искусному руководству Лайона.
В желудке у нее заурчало, и она устало выдохнула. Срочно надо поесть! Хотя уже час ночи, хотя она и приобрела непринужденность и уверенность в себе, но до полной раскованности еще очень далеко. Поэтому лучше сменить ночную рубашку на нормальную одежду, чтобы без стеснения бродить по дому. Ее выбор пал на купленные вчера юбку и ультрамодную кофточку: надо попробовать походить в них ночью, когда никто ее не увидит.
Белый облегающий топ из хлопка чем-то напоминал белье викторианской эпохи, хотя по нынешним меркам был вполне скромен. Эмили надела его и зашнуровала спереди, завязав ленточку у глубокого квадратного выреза. Потом надела юбку-клеш в синюю и белую клетку. Обув босоножки из ремешков, она, сама не зная зачем, посмотрела на себя в зеркало и взбила кудряшки, уже почти совсем сухие после душа. Покачала головой своему отражению и понаблюдала, как блестящие колечки пляшут перед глазами. Отведя их назад, она улыбнулась одной стороной рта. Перед ней была не та Эмили, которая приехала сюда три недели назад. Эта Эмили была стройнее благодаря бегу, загорелая. Волосы вились и пушились вокруг лица в сияющем беспорядке, придавая ее облику нечто страстное, неукротимое. Эмили не могла сказать, что ей этот облик нравится, но он явно действовал на мужчин.
Она оглядела себя с головы до ног и почувствовала, как румянец заливает щеки. Благодаря тому что Айви возила их в Майами, а Мэг не скупилась на ценные указания относительно одежды, фигура новой Эмили теперь действительно предстала в выгодном свете. И появился какой-то интересный блеск в глазах.
Какая ирония: один и тот же самодовольный, самовлюбленный тип является причиной обоих выражений ее глаз. Тяжело вздохнув, девушка отвернулась от зеркала. Может, плохое настроение — от голода?
Минуту спустя она толкнула вращающуюся дверь в большую кухню, которая вся сверкала белизной и нержавеющей сталью, и увидела там Лайона. Он был один. Одетый лишь в спортивные брюки, он стоял у плиты и что-то помешивал. Услышав, как открылась дверь, он прервал свое занятие, но не обернулся.
— Нет! Я же сказал вам десять минут назад, что не надо ничего для меня готовить, — проворчал он. — И я не хочу, чтобы меня обслуживали в комнате. И нет необходимости приходить будить меня утром…
Для Эмили было неожиданностью видеть этого властного человека расстроенным. Лайон положил лопаточку на плиту и, сгорбившись, оперся ладонями на поверхность из нержавеющей стали. Ясно было, что он старается держать себя в руках, несмотря на раздражение и досаду.
— Это понятно? — требовательно спросил он.
Почему-то его раздражение и неудовольствие, вместо того чтобы напугать ее, показались милыми и наполнили ее сердце нежностью. Она как бы впервые увидела его ничем не защищенную человеческую сущность.
— Во-первых, действительно кто-то другой должен для вас готовить, потому что у вас уже сгорело.
Он обернулся, и раздражение у него на лице сменилось удивлением. А она продолжала с не совсем уверенной улыбкой:
— Во-вторых, у меня нет ни малейшего намерения обслуживать вас… где бы то ни было. А в-третьих, если у вас на утро назначена встреча, я боюсь, что вы ее проспите.
