Мелани обнаружила, что она ненавидит закат, ненавидит это смутное время между днем и ночью, когда ложиться спать еще рано, а смотреть в окно слишком грустно.
Сумерки — тягостное время, но нет ничего мрачнее и хуже, чем жизнь без друзей. Так думала Мелани, сидя за кухонным столом с ручкой, блокнотом и чашкой кофе.
Завтра непременно надо сходить за продуктами.
Всю последнюю неделю она питалась консервами. Идти в магазин ей было очень страшно — встретишь знакомых и придется рассказывать о том, что они с Бэйли расстались. Но теперь, когда их пути окончательно разошлись, надо приготовиться говорить всем, кто станет спрашивать — а таких, несомненно, будет очень много, — что они вскоре разведутся.
Неприятно отвечать на эти вопросы, но через несколько месяцев, когда вырастет живот, будет значительно хуже.
Беременность... Мелани положила руки на живот, думая о ребенке, который растет внутри нее. Несмотря на ее страдания из-за любви к Бэйли, несмотря на их нелепый разрыв, она нисколько не жалела, что забеременела. Скорее, это радостно волновало ее. В ее жизни всегда будет кусочек Бэйли, его маленькая девочка или маленький мальчик, и она сможет любить его, дорожить им.
Мелани направилась в спальню, решив, что семь часов вечера — вполне подходящее время, чтобы залезть в пижаму. В этот момент раздался стук в дверь.
Кто там еще?
Возможно, кто-нибудь из друзей или соседей увидел в окнах свет и решил узнать, в чем дело.
Да, похоже, пришло время ответов на многочисленные вопросы.
Мелани уныло вышла из спальни и пошла открывать дверь. Увидев в дверях Бэйли, она раскрыла рот от изумления.
— Я знаю, ты говорила, что не хочешь меня больше видеть, — без всяких предисловий начал он.
— По правде, я не говорила, что не хочу тебя больше видеть.
— Ты должна поехать со мной, Мелли.
— Поехать с тобой? Куда? — она крепко держала дверь, словно тем самым могла помешать Бэйли войти не только в свою квартиру, но и в свое сердце.
— Ко мне. Понимаешь, Хитрец...
У нее упало сердце.
— Господи, что с ним? Он ранен? — Мелани схватила и сильно сжала руку Бэйли, в глазах появились слезы.
— Нет, нет, — торопливо ответил мужчина. — Ничего особенно плохого. Он... он просто не ест. Я думаю, он скучает по тебе. И я подумал, может, ты придешь к нему на несколько минут. Покормишь его.
Меньше всего Мелани хотелось бы ехать в дом Бэйли, но раз это нужно Хитрецу, то не о чем и думать.
— Хорошо, только сумку возьму, — сказала она.
Через несколько мгновений Мелани уже сидела рядом с Бэйли в его машине, вдыхала знакомый, любимый запах и понимала, что опять подверглась пытке воспоминаниями.
Через неделю или две после того, как началась их семейная жизнь с Бэйли, Мелани очень разволновалась — вдруг подумала, что она нимфоманка. Ее насторожило, что ей так нравится заниматься сексом. Она думала, что это именно секс, а Бэйли абсолютно ни при чем. Но теперь она знала — так хорошо ей было именно с Бэйли, и даже сама мысль о близости с другим мужчиной теперь стала ей отвратительна.
Она тайком посмотрела на Бэйли, который насвистывал так, как только он один и умел. Насвистывает... значит, что-то обдумывает. Были времена, когда она могла понять, о чем он думает. Могла, но теперь — нет.
Похоже, Бэйли почувствовал ее взгляд. Он быстро посмотрел на нее и снова сосредоточился на дороге.
— Прости, я так жутко вел себя, — сказал он.
Мелани захотелось как следует разозлиться на него. Когда злишься, легче забыть о боли, легче иметь с ним дело. Но сохранять в себе эти эмоции Мелани никогда не удавалось, у нее не получалось долго сердиться на Бэйли.
— Все в порядке, мы оба были слишком возбуждены, — мягко ответила она.
Оба замолчали. Прежде их никогда не тяготило молчание, они прекрасно понимали друг друга и молчали потому, что им не нужно было слов. Возникшая сейчас пауза была иной, она вызывала тягостную неловкость, ее хотелось прервать.
Но Мелани все уже высказала раньше, а Бэйли, видимо, тоже нечего было добавить к тому, что он ей наговорил.
Чем дольше длилось молчание, тем громче стучало сердце Мелани. Ей казалось, этот стук становится оглушительным, почти крещендо. Она безучастно смотрела в окно, а внутри болело все, потому что они как раз подъезжали к аллее, ведущей к его дому.
Солнце уже село, вокруг лежали глубокие вечерние тени, вход в дом был ярко освещен... А вот и веранда...
С качелями.
Бэйли поставил машину на тормоз, а Мелани повернулась и уставилась на него. Он много раз говорил ей, что качели на веранде — не для холостяков, а для пожилых супружеских пар. А однажды он сказал: день, когда на его веранде появятся качели, будет днем, когда его заберут в сумасшедший дом.
— Ты потерял рассудок? — мягко спросила Мелани.
Бэйли заглушил двигатель, неторопливо отстегнул ремень, повернулся к ней и спокойно ответил:
— Да.
— И это то, для чего ты привез меня сюда, то, что хотел мне показать?
Ей было непонятно, для чего он купил качели. Была ли это неуклюжая попытка попросить прощения за то, как он вел себя у нее дома? Или он сделал это, чтобы как-то восстановить их дружбу?
— Пойдем на веранду, покачаемся, мне нужно многое тебе сказать, — спокойно произнес мужчина.
Господи, неужели он, Бэйли, способен на такую немыслимую жестокость? Разве он не понимает, что это моя мечта — мы вдвоем, сидя на качелях, смотрим на своих детей, играющих во дворе... Разве он не понимает — таково мое представление о счастье, сидеть с ним рядом на качелях каждый вечер, рассказывать друг другу о событиях прошедшего дня, делиться переживаниями и... любовью.
На негнущихся норах Мелани вышла из машины и поднялась вслед за Бэйли на веранду. Он ждал, пока она усядется, потом опустился с ней рядом, так близко, что она чувствовала тепло и крепость его тела.
— Мелли, с того момента, как я сегодня днем от тебя уехал, я очень много думал. Я ехал несколько часов, ехал и ехал. Я был жутко зол на весь свет, потому что все так по-дурацки получилось, — он глубоко вздохнул и несколько раз качнул качели. — Непонятно как, но я оказался рядом с домом родителей. Я подумал, пора рассказать им о нашем расставании, — он смотрел не на Мелани, а в пространство перед собой.
— И как они это восприняли? — Она понимала, как ему трудно. У Мелани все это было еще впереди, она еще не говорила со своими родителями.
— Я им так ничего и не сказал. Не удалось, — Бэйли посмотрел на нее. — Когда я пришел туда, они были на задней веранде — сидели на качелях и ласкали друг друга, как пара старшеклассников.
