Ли машинально записала его телефон и, попрощавшись, положила трубку.
— «Галерея Митчелла» в Нью-Йорке предлагает организовать выставку моих фоторабот в сентябре, — все еще не придя в себя от изумления, сказала она, переводя взгляде Клэр на Тима.
— Так это же замечательная новость! — первой отреагировала ее мать и заключила ее в свои объятья.
— Мы очень гордимся тобой, дорогая, — поддержал ее отец, дождавшись своей очереди, и крепко прижал ее к своей груди.
— Холт прислал ему мои фотографии.
— Что ж, значит, Холт понимает толк не только в финансовых бумажках или с чем он там имел дело, но и в искусстве, — рассудительно сказал ее отец.
— Что же мне делать? — беспомощно спросила она.
— Согласиться! — воскликнул ее мать.
— Конечно, соглашайся, — поддержал жену Тим. — Когда еще представится такая возможность?
— Но… — Ли прикусила губу и прошептала: — Но ведь тогда я не сдержу своего обещания.
— Какого обещания? — с ласковой улыбкой спросила Клэр.
— Сорея… После того, как я ее потеряла, я обещала себе, что не позволю, чтобы нечто подобное случилось с другими детьми.
— Но ты и не позволишь. — Клэр прижала ее к себе и погладила по голове, как маленькую девочку. — Подумай сама. Если галерея Митчелла известна — а что-то мне подсказывает, что так оно и есть, значит, о твоей выставке напечатают в газетах. О ней узнают сотни, тысячи людей. Ты не нарушишь своего обещания: ты будешь бороться за всех детей, но уже другими способами.
Ли отстранилась, заглядывая матери и глаза Они были полны любви, понимания и поддержки, какое бы решение она ни приняла.
— Ты права, — твердо сказала она — выставка будет иметь успех…
— Так оно и будет, если ты мне веришь… — вставила Клэр.
— Если она будет иметь успех, я смогу узнать у мистера Митчелла о других подобных галереях, и, может, они также согласятся организовать выставку моих работ. Это значит, не только в других городах, но и в других странах, — все больше воодушевляясь, продолжила она. — О проблеме детей и детства из стран, где идет война, узнают миллионы людей, ведь для этого не придется ехать туда или учить чужой язык. Хорошая фотография скажет все сама.
— Конечно, — кивнула ее мать. — Значит, ты примешь его предложение?
— Тогда остается одна проблема. — Улыбка Ли померкла. — Холт…
— А почему это вдруг стало проблемой?
— Я люблю его, — просто ответила Ли. — Но?
— Но я не знаю, взаимна эта любовь или нет, — призналась Ли.
— Так в чем же дело? — Клэр всплеснула руками. — Если ты его любишь, скажи ему об этом. Мне кажется, что ты ему небезразлична. Я бы сказала, что он любит тебя, даже если сам это еще не понял.
— Правда? — Она с надеждой посмотрела на родителей.
Тим и Клэр решительно кивнули.
— Дорогая, — беря ее за руку, с нежностью сказал ее отец. — Разве твоя мать хоть раз ошибалась?
Ли подумала и, улыбнувшись, отрицательно покачала головой.
— Значит…
— Значит, ты сейчас же едешь к нему, — решительно закончила за нее Клэр. — Ну же, давай. Куда подевалась бесстрашная малышка, которой ты была всего лишь двадцать лет назад?
Меньше чем через двадцать минут Ли уже была на ранчо. По дороге она думала, как сказать Холту о своей любви, но так ничего и не решила.
Зака она обнаружила на кухне. Он наливал в чашку кофе.
— Кто к нам вернулся, — приветствовал ее пожилой мужчина с улыбкой. — Надеюсь, навсегда?
«Я тоже на это надеюсь», — подумала она и спросила:
— А где Холт?
— В доме. Вот. — Он вручил ей чашку. — Кофе для Холта. Может, ты отнесешь?
— Где он?
— На чердаке.
— А что он там?..
Читает некоторые старые письма, — с грустной улыбкой сказал Зак. — Думаю, он совсем не будет возражать против твоей компании.
Перед дверью, ведущей на чердак, Ли помедлила несколько секунд, затем сделала глубокий вдох и вошла.
Холт сидел в окружении коробок. Вокруг него повсюду лежали письма. Не оборачиваясь, он спросил:
— Зак, ты знал, что отец служил в военно-морском флоте и принимал участие в боксерских боях?
Не получив ответа он обернулся и поспешно встал.
— Ли?
— Привет, — смущенно улыбнулась она, подавляя порыв броситься ему на шею.
Его глаза на секунду радостно сверкнули, но затем Холт сощурился.
— Ты не совсем вовремя.
— А Зак сказал обратное. — Она протянула ему чашку. — Твой кофе. — Кивнув на разбросанные бумаги, она спросила: — Что-то важное?
Он неопределенно пожал плечами.
— Так, старые письма.
Ли опустилась на колени и взяла одно письмо.
— Можно?
Холт задумался, но все же кивнул.
Она повертела его в руках и внимательно прочитала. Когда Ли подняла на него глаза, он прочел в них сочувствие и боль.
— И это все письма отец написал тебе? И ты узнал о них только сейчас?
Его напряженная поза сказала ей все.
— О, Холт. — Она порывисто встала, сделала шаг ему навстречу, но остановилась, предупрежденная взмахом его руки.
— Самое смешное во всем этом то, что все эти годы я взращивал ненависть к человеку, который больше всего хотел быть рядом со мной. — Его глаза полыхнули от гнева. — Я умоляю господа бога, чтобы это был мой дед, кто отсылал все эти письма назад, потому что если это была моя мать, я… — Он резко втянул в себя воздух и сжал кулаки.
— Разве об этом стоит сейчас думать? — стараясь, чтобы ее голос звучал убедительно, спросила Ли. — Важно лишь то, что ты наконецузнал правду: твой отец не бросал тебя. Он тебя любил. Просто обстоятельства сложились так, что…
— Подозреваю, что они сложились так благодаря стараниям моего деда, — с горечью сказал он. — Он так гордился своим происхождением, что не мог смириться с пятном, которое бросал на честь старинной семьи какой-то фермер.
— Мне так жаль, Холт. — Ли сама не поняла, как обняла его, но он не оттолкнул ее. — Жаль тебя и Джона. Можешь мне поверить: он был бы прекрасным отцом и гордился тобой.
— Зак сказал, что он приезжал каждое лето, останавливался напротив дома и ждал, когда увидит меня.
Ли молча прижала его к себе, давая ему возможность высказаться, желая хоть немного облегчить его боль.
— А я не знал его по вине одного человека. — Его руки напряглись.
— Холт, не позволяй ненависти одержать над собой верх, — с мольбой в голосе просила Ли. — Это не вернет Джона, только ожесточит твое сердце. Ненависть никому и никогда не приносила счастья.
— Но если бы я только знал! Если бы только мне позволили знать, все могло бы быть совсем иначе! — воскликнул он.
