— Наверное, смогу, — хмуро отозвалась Милли. Ей было стыдно смотреть этой женщине в глаза.
— Не наверное, а наверняка! Я чувствую в тебе достаточно сил, чтобы справиться со всеми ударами судьбы. Не побоялась же ты взять и уехать с насиженного места, чтобы начать все заново. И смотри!
У тебя все получилось.
— Пока еще только портрет получился.
Милли скромничала. Она понимала, что нарисовать портрет для нее большая удача. И это значит, что она выросла как художница. Когда это случилось? Почему? Неужели потрясение, пережитое из-за Майкла, сделало ее немного другой? И уже этой другой приоткрылись какие-то тайны творчества…
В душе ее все так и пело: «Я уже не просто папенькина дочка! Не только испорченная девчонка при деньгах. Я представляю из себя что-то. Я своими руками создаю этот мир!»
Это было, конечно, громко сказано, ведь речь шла всего лишь о библиотечном плакате. Но Милли радовалась так, будто приобщилась к племени великих художников. И то, что вместе с ней радовалась Барбара и восхищалась ее талантом, было особенно приятно. Милли все больше нравилась эта женщина. И тем, что без колебаний протянула ей руку помощи, когда решила, что Милли нуждается в ней. И тем, что сумела уберечь свою душу от губительного разъедания ревностью и желанием зла бывшему мужу. И тем, что она воспитала сына, умеющего быть нежным и страстным.
Все чаще Милли ловила себя на том, что с Барбарой ей легче и приятнее, чем с собственной матерью, которая только и стремилась осудить всех и вся. Младшая дочь перестала делиться с ней секретами так рано, что уже и не помнила, чтобы они разговаривали по душам. С Анабель их мать легче находила общий язык, хотя в той не было и намека на такое тотальное осуждение. Старшая сестра Милли не была грешницей, но и не считала себя святой.
«Мы с отцом — другого поля ягоды», — много раз думала Милли, вспоминая его прегрешения, свидетелем одного из которых она стала. С ним они были больше дружны, и отцу Милли могла шепнуть, что, например, опять продулась в казино. Правда, такое случалось крайне редко.
Ей хотелось бы выведать, была ли жизнь Барбары такой безупречной, как обычно думается о женщинах в возрасте. Девушкам трудно представить этих матрон юными и легкомысленными. Но то, как хорошо Барбара понимала ее, наводило на мысль о том, что она и сама изведала страсть.
Когда речь опять зашла о портрете Майкла, она понизила голос и с сочувствием спросила:
— Девочка моя, а это случайно не о нем ты говорила?
Милли легко прикинулась дурочкой:
— О том, что я была с ним на встрече?
— Нет, Милли. Я имею в виду, уж не Кэрринг ли тот загадочный человек, в которого ты влюблена?
У нее жарко вспыхнули щеки:
— Как вы догадались?
Барбара, как девчонка, всплеснула руками:
— Он! Боже мой… Бывает же такое на свете? Ты любишь известного писателя. Как в романе!
— Вряд ли он напишет обо мне роман. Даже третьестепенной героиней не сделает.
— Почему ты так решила? — возмутилась Барбара. — Как можно увидеть такую девушку и не ввести ее в роман?! Так он действительно собирается жениться на твоей сестре?
— У вас пирожки не сгорят? — спросила Милли, и поняла, что это вышло не очень-то вежливо. Будто она приказала Барбаре не лезть не в свое дело. И она быстро заговорила, пытаясь разубедить ее:
— Знаете, Барбара, если мне кому и хочется рассказать всю нашу историю, так это вам. Мне уже давно ни с кем не было так уютно. Кроме сестры, конечно, но в этом деле она как раз не в счет. Но я не могу говорить о Майкле. Вы ведь понимаете почему? Он — человек публичный, его все знают. Даже те, кто не читал его книг, — имя на слуху. И если я начну болтать о нем…
— Все верно, — остановила ее Барбара. — Ты умница, Милли. Этого и держись. Не рассказывай никому подробности ваших отношений. Особенно газетчикам.
— Еще чего! Да они из меня клещами ничего не вытянут.
В очередной раз заглянув в духовку, Барбара лукаво улыбнулась ей снизу:
— Скажи мне, пожалуйста, только одно: Майкл Кэрринг так же хорош, как его книги?
— Он еще лучше, — убежденно ответила Милли.
* * *
На другое утро Милли, как и обещала, поехала в университет вместе с Дэвидом. Он крепился изо всех сил, чтобы не выдать свою тоску по ней, хотя они еще не расстались. Готовая обмануться Барбара, решила, что сын так подавлен предстоящей разлукой с матерью и родным домом. И еще боится возвращения к своим обидчикам.
— Милли тебе поможет, — шепнула она Дэвиду на ухо. — Она хорошая девушка, поверь мне.
Он только кивнул, криво усмехнувшись. А по дороге несколько раз пытался остановить автомобиль, чтобы уединиться с Милли в одной из рощиц, что были разбросаны там и тут. Но ее не отпускало ощущение, будто Майкл следит за ними со своего портрета. И Милли опять настигало то малознакомое чувство мучительного стыда, которое она испытала в квартире художника.
— Послушай, Дэвид, хорошего понемножку. — Она произнесла это строго, но сдобрила улыбкой. — Давай договоримся: больше между нами никогда не будет близости. Я не хочу тебя обидеть! Но ты же знаешь, что я люблю другого человека.
— Да ты ведь сама говорила, что не считаешь секс изменой! — напомнил он. — Ну давай хотя бы раз.
Милли нахмурилась:
— Я сказала: нет! И перестань об этом. Не то я начну жалеть, что вообще узнала тебя.
Дэвид покорно смолк, хотя и вздыхал время от времени. Тогда Милли принялась рассказывать ему разные байки, которые слышала от мужчин, и ей удалось развеселить его. И к тому моменту, когда машина въехала на территорию его университета, оба уже хохотали во весь голос, привлекая всеобщее внимание.
— Эй, смотрите, Дэвид вернулся! Да не один.
— Дэвид, ты куда ездил?
— Покажи нам эти места!
Милли чувствовала, что к ней устремились все взгляды, но сама она не отрывала глаз от лица Дэвида, и улыбалась ему с нежностью. Не все смотрели на нее с восхищением… Во взглядах девушек легко прочитывалась зависть к яркой красоте Милли, которую она различала, не поворачивая головы. Многие смотрели на нее с вожделением, что забавляло Милли. А Дэвид так и светился от гордости.
— Спасибо тебе, — шепнул он, лаская ее взглядом.
— Всегда рада помочь другу, — отозвалась она серьезно. — Мы ведь друзья?
— Конечно! Ты тоже всегда можешь рассчитывать на мою помощь. Если, конечно, вспомнишь про меня…
— Выше нос! — потребовала Милли. — Сейчас ты — победитель на белом коне. Разве нет?
— Да.
— Скажи: я — победитель!
— Я — победитель! — Дэвид расхохотался. — Как это глупо звучит!
