— Угорь! — внезапно с триумфом воскликнул Колин. — Испуганный угорь!
Послышались звуки возни и приглушенный писк — видимо, вновь началась веселая потасовка.
Я сидела неподвижно, сгорая от желания присоединиться к ним. Йен вдруг пулей вылетел из своей гостиной, увидел меня и радостно завопил:
— Дебора, где ты была так долго? Папа, здесь Дебора!
Отчеты о вчерашнем дне оказались такими же разными, как и сами близнецы. Для Йена самым главным были не животные, а полицейская машина, которая ехала впереди гигантского грузовика с радиолокационным маяком. Рут же пребывала в полном восторге от львов, особенно от одного семейства, состоящего из папы и мамы, за которыми по пятам семенили два детеныша.
— Нам запретили открывать окна, — недовольно сказал Йен.
— Иначе он бы спрыгнул на землю, — тут же заметил его отец, — а Рут, если бы ей позволили, втащила в машину львят. Жаль, что вы не смогли с нами поехать, Дебра. Мне вас не хватало.
Такие мужчины, как он, часто говорят подобные вещи, но для них это — пустые слова, поэтому сказанное Колином не произвело на меня особого впечатления.
Вечером мне предстояла неприятная миссия — позировать Адаму в фотостудии. Он посадил меня на низенькую скамеечку, залитую светом, и я нервно улыбнулась.
— Наклонись немного вперед, — приказал он. — Сделай вид, будто хочешь что-то сказать. Ради бога, только не смотри так напряженно. Я не собираюсь тебя есть!
Но я всегда ненавидела фотографироваться, и усилия Адама пропали втуне.
— Послушай, Деб, это глупо. Расслабься! — взмолился он, теряя терпение, и я сразу же напряглась еще больше.
Адам все-таки сделал один снимок и тяжело вздохнул:
— Этот я точно не положу в альбом.
Ну и ладно, мне все равно. У него уже достаточно накопилось снимков: маленькая девочка с котенком, тот же котенок, выглядывающий из корзины для бумаг, старый пастор с морщинистым лицом, свидетельствующим о жизненном опыте и переживаниях, невеста с солнечными зайчиками на фате… А это что? На столе, в рамочке, стояла фотография. «Рут», — сначала подумала я, но тотчас поняла, что этого не может быть. Девушке на снимке лет семнадцать, волосы длинные, до плеч, но лицо то же, с мелкими чертами и глазами, похожими на анютины глазки… Мне даже не нужно было спрашивать — это могла быть только Анна Камерон.
Адам проследил за моим взглядом.
— Она была фотогеничной, правда? Будем надеяться, что ее дочь окажется похожей на нее. Разве я тебе не говорил? — Он бросил взгляд на часы. — Они должны прийти с минуты на минуту. Колин хочет сделать несколько снимков ребятишек. Веришь или нет, решил доверить мне их драгоценные физиономии.
— Адам, думаю, мне лучше сейчас уйти, — поспешно произнесла я. — В любом случае со мной у тебя ничего не выйдет. Давай все отменим.
В этот момент дверь студии распахнулась, и в нее ворвались Йен и Рут. Мальчик сконфуженно остановился, девочка, промчавшись мимо брата, с обожанием обняла Адама.
Не знаю, кто одевал сегодня близнецов, но ни одна мать не сумела бы сделать это лучше. Рут была в голубом платьице, Йен — в костюмчике и с галстучком. Их отец тоже выглядел нарядным и элегантным. Я ни разу не видела его в черном костюме, и эффект был потрясающим. Белоснежная рубашка, безупречный носовой платок и гладко зачесанные волосы дополняли картину.
— Не обращайте на нас внимания, — светски улыбнулся он, достал из кармана расческу и принялся приводить в порядок непослушные вихры Йена.
— А теперь самое время расслабиться, — предательски заявил мне Адам.
Попробуй тут расслабиться — под пристальным взглядом синих глаз Колина Камерона! Я свирепо оглянулась, забыв о том, как мне нужно держать спину. Стоит, смотрит, как будто насмехается, и мешает! Ну, я ему устрою!
Два щелчка и удовлетворенный голос Адама:
— Почему ты не могла сделать такое лицо раньше?
Рут оказалась подарком для фотографа. Абсолютно не нуждаясь ни в каких указаниях, она сразу же приняла изящную позу, и плохое настроение Адама тут же испарилось. Он делал снимок за снимком. С Йеном все было гораздо сложнее: он то хмурился, то скалился, как мартышка, то засовывал руки в карманы, то принимался ковырять пол носком ботинка. Наконец суровое испытание для него закончилось, и место под лампами занял его отец, искоса глядя в объектив и улыбаясь.
Адам бесстрастно осмотрел его и констатировал:
— Знаешь, ты поправился.
— Я сбросил почти три фунта! — обиделся Колин. — Неужели не заметно?
— А ты надень свой килт — тогда все заметят, — хихикнул Адам. — Тебе уже сколько? Сорок?
— Да ты что, приятель! Мне до этого рубежа еще четыре года.
— Я так и думал, — фыркнул Адам и расправил плечи, будто бы хвастаясь своим поджарым и стройным, как у юноши, телом.
После этого проявления язвительности со стороны одного и обиды со стороны другого я не поверила своим ушам, когда через несколько дней услышала, что лучший тенор хора заболел, Адам, боявшийся сорвать концерт, попросил Колина о помощи и тот согласился, однако при условии, что его инкогнито не будет разглашаться.
— В этом он весь, — сердито проворчал Адам. — Я и не собирался ничего разглашать.
— Как же тебе удалось пересилить себя? — поинтересовалась я не без некоторого злорадства. — Ведь ты его так не любишь.
Адам вспыхнул.
— Для хора я могу пойти и не на такое. И если в твоей хорошенькой головке завелись какие-то темные мысли, знай, что все фотографии семейства Камерон, которые я сделал, будут превосходными. Ты убедишься, что я отлично выполнил свою часть работы. А в воскресенье увидим, как Колин выполнит свою.
Да, я знала: каким бы резким и язвительным ни был Адам, в честности ему отказать нельзя. Колин был другим — он выдавливал слезы у восхищенных зрителей без малейших усилий, а Адам всегда оставался настоящим трудягой. Будет ли Колин таким же честным? Или сорвет концерт, ради которого Адам самоотверженно работал целый год?
Адам в это время не отрываясь смотрел на меня, сидя на подоконнике в гостиной своего коттеджа, и вдруг заговорил тихо, серьезно и мягко:
— А ты начинаешь ему симпатизировать, да? Впрочем, он не знает, что такое поражение… Знаешь, я боялся этого с того самого вечера в Лондоне. — В серых глазах читались тоска и боль.
— О, Адам! Тебе нечего бояться. — Я почувствовала, что краснею.
Адам погладил меня по плечу, и этот жест показался мне каким-то застенчивым.
— Как добра ты бываешь, Деб. — Он огляделся. — И как быстро ты справилась с коттеджем. Чем я смогу отплатить тебе за все это?
