— Но ведь он сказал, что сегодня сам уложит меня в кровать и пожелает приятных снов.
— Понимаешь, иногда случается такое, из-за чего приходится менять все свои планы, даже если совсем этого не хочешь.
Лаура, естественно, ничегошеньки не понимает.
— Значит, сегодня он больше не вернется? — снова с испугом спрашивает она.
Качаю головой.
— Нет.
— А завтра?
— И завтра нет.
У Лауры дрожат губы, и для меня ее страдание нож в сердце.
— А когда?! — требует она со слезами в голосе. — Когда же он приедет ко мне?!
Сейчас можно было бы и солгать или немного схитрить — сказать, что Дэниел не уточнил, в какой день вернется. Но я лишь обнимаю ее за плечики и бормочу:
— Доченька, кутик мой… понимаешь…
Лаура с силой вырывается, прижимает к себе домик, точно верный щит, и, глядя на меня почти с ненавистью, от которой мне делается совсем тошно, кричит:
— Он больше вообще не приедет, да?!
Вместо ответа я тяжело вздыхаю.
— Это ты, ты с ним поругалась! Ты его выгнала! — бросает мне в лицо дочь, и по ее щечкам уже текут слезы.
— Лаура, ты просто ничего не знаешь…
— Нехорошая! Вы оба!.. Он же обещал!.. — Она срывается с места и с громким плачем бежит к себе в комнату.
Уже делаю шаг вслед за ней, но останавливаю себя. Что я ей скажу? Сейчас мы обе в таком состоянии, что мне не удастся изобрести удачную ложь, а Лаура ни во что не поверит и конфликт лишь обострится.
Надо дать ей возможность выплакаться и остыть, говорю себе я. И самой не мешает прийти в норму. Если это возможно. Смотрю на семейные фотографии, вспоминаю беседу с Джойнером, последние минуты с Дэниелом и, как Лаура, задыхаюсь от боли и досады.
Последние минуты… Один вместо другого… Жизнь и смерть, надежды и их крушение…
Глаза опять застилает пелена слез, и я снова рыдаю, но теперь стоя и почти беззвучно.
Промаявшись полночи без сна, все пытаясь что-нибудь понять, найти в хитросплетении событий хоть малейший смысл, просыпаюсь с ватной головой и насилу разлепляю опухшие веки. Смотрю на часы. Почти десять. Давненько я не вставала так поздно.
Плетусь на кухню выпить кофе, чтобы скорей прояснить сознание и вспомнить, какие меня ждут дела, и тщетно пытаюсь отделаться от ощущения трагической безысходности. Кажется, мне страшно чего-то не хватает. Чего-то или кого-то? — спрашиваю у себя я. Ричарда или Дэниела?..
Сколь цинично-насмешливой и безжалостной порой бывает жизнь! Я люблю их обоих, но Ричарда уже нет, а Дэниел — тот, кто должен был умереть вместо моего мужа. В своей дурацкой задумчивости я напрочь забываю, что пришла взбодриться чашкой кофе, достаю из выдвижного ящика спички, хоть мы давно пользуемся зажигалкой, подхожу к плите, чиркаю спичкой и держу ее пальцами до тех пор, пока к ним не подбирается огонь. Проклятье!
Дую на спичку, потом на слегка обожженную кожу и радуюсь тому, что хотя бы не включила газ и не устроила взрыв. Наклоняю голову над раковиной, включаю холодную воду, подставляю затылок под серебристую струю и стою так, пока озноб не разбегается по всему телу.
Выключаю воду, отжимаю волосы, достаю из буфета полотенце и обматываю им голову. Прислушиваюсь. Из детской не раздается ни звука. Неужели и Лаура до сих пор спит? Может, это оттого, что она уснула вчера вся в слезах?
Надо бы быть с ней поласковее, решаю про себя. И куда-нибудь съездить перед школой. Мне тоже не помешает отвлечься, а то совсем…
Мои размышления прерывает телефонный звонок. Протягиваю к аппарату руку и замираю. Вдруг это Дэниел? — дребезжит в голове тревожная мысль. Что я ему скажу? Может, лучше вообще не отвечать?
Телефон упорно трезвонит. Опускаю руку, снова подношу ее к трубке, вновь опускаю. Звонки прекращаются. И хорошо, думаю я, глядя на телефон, как на живое существо. Не о чем нам больше беседовать, словами тут не поможешь.
До меня вдруг доносится голос Лауры. Разговаривает она явно не с игрушками — слишком уж складно и взволнованно льется ее речь. Приостанавливаюсь в дверном проеме.
— Я знала, знала, что ты позвонишь! — торжествующе говорит Лаура.
У меня падает сердце. Она спустилась в прихожую и ответила на звонок! Выхожу и становлюсь прямо перед ней. Лаура, не обращая на меня внимания, слушает, что ей говорят. Как пить дать, это Дэниел.
— Но ты же сказал, что мы друзья! — округляя глазенки, восклицает она. — А как же школа? Ты пообещал, что обязательно придешь, когда я пойду в школу…
Протягиваю руку.
— Кутик, дай я с ним поговорю.
Лаура отходит на шаг назад, прикрывая трубку, и качает головой.
— Он не тебе звонит, а мне.
— Лаура, — чуть строже произношу я.
У Лауры напрягается лицо и вздрагивают нижние веки. По-видимому, ей что-то говорит Дэниел. Она поджимает губы и нехотя протягивает мне трубку. Я не тороплюсь поднести ее к уху, сначала обращаюсь к дочери:
— Пожалуйста, поднимись к себе, заправь кровать и умойся.
— Мне даже постоять здесь нельзя? — испепеляя меня взглядом, спрашивает она.
— Сейчас — нельзя, — стараясь говорить твердо и ласково одновременно, отвечаю я. — Я должна серьезно поговорить с Дэниелом.
— Скажешь ему, чтобы он больше никогда-никогда не приезжал ко мне? — Лаура резко разворачивается и убегает прочь, а я чувствую себя виноватой и не понимаю почему. Несчастная девочка! Столько потерь в столь юном возрасте. Несправедливостям в жизни несть числа…
Зажмуриваюсь, собираюсь с духом, чтобы голос звучал спокойно, и лишь после этого подставляю трубку к уху. Дэниел еще на линии.
— Алло?
— Трейси… — выдыхает он. — Нам надо поговорить.
Судя по голосу, он совершенно уничтожен. Но мне не лучше.
— Да, поговорить нам надо, — жестко произношу я, уважая себя за это и ненавидя. — На одну-единственную тему. Только я возьму другую трубку, она в гостиной. Подождешь?
— Конечно, — говорит Дэниел, и я чувствую, что он уже знает, о чем пойдет речь.
Неторопливо прохожу в гостиную, беру с базы радиотелефон, нажимаю на кнопку приема, возвращаюсь в прихожую, кладу трубку, снова иду в комнату, закрываю за собой дверь, сажусь на диван и закидываю на столик ноги.
— Алло?
— Я слушаю, — отзывается Дэниел.
— Ты соображаешь, что ты делаешь?! — требовательно спрашиваю я.
— Да, — говорит Дэниел негромким и уставшим, но уверенным голосом. — Я делаю это лишь для того, чтобы самые дорогие мне люди…
— Самые дорогие? — перебиваю его я. — По-видимому, ты о тех, кого оставил без мужа и отца?
— Трейси, не говори так! Ты же не…
— Забудь про нас! — приказываю я. — И, умоляю, не мучай Лауру! Пусть она привыкает к тому, что никакого Дэна больше нет. Не звони, не показывайся ей на глаза! Пройдет время, и она выбросит тебя из головы.
