Ей было плевать на все! Она хотела только одного: чтобы Бернар оказался на месте и один.
Бернар был на месте и один. Эвелин ворвалась в его кабинет, с разбегу свалив два стула и какой-то прибор.
— Привет! Есть срочный разговор! Бросай все дела, ты упадешь в обморок, что я тебе сейчас скажу!
Бернар оторвал взгляд от монитора, казалось, не обратив внимания на разрушительный эффект от ее появления.
— Привет.
Эвелин выдохнула, чувствуя, что на этот раз он не склонен беспрекословно ей повиноваться.
— Э-э-э… Бернар, ты меня слышал? У меня потрясающая новость: Шарль…
— Я больше не обсуждаю с тобой Шарля, — сказал он, вставая из-за стола и меланхолично поднимая все, что Эвелин уронила по дороге.
— Что? Ах да… — Она вдруг вспомнила, что наговорила ему гадостей два часа назад, и смутилась. — Слушай, прости. Ну ты же знаешь мой темперамент. На меня что-то нашло… Сейчас речь не об этом.
— А я вообще не хочу вести с тобой никаких разговоров, — спокойно сказал Бернар, усаживаясь обратно за стол и внимательно всматриваясь в экран.
— Бернар, но это правда важно! — Она подошла к столу и нависла над Бернаром. — Это не касается наших с ним… отношений. Это касается…
Бернар вскочил. Эвелин никогда не видела его таким! Глаза его сверкали, на лице появилось выражение, как будто он ее сейчас убьет.
— Эвелин! Моему терпению настал конец!!!
Он тяжело дышал, тоже опершись на стол и в упор глядя на нее. Было страшно. Но это понравилось Эвелин гораздо больше, чем его вечные воздыхания. Ее даже качнуло вперед к нему какой-то неведомой волной.
— Если ты хочешь поговорить о Шарле, иди в другое место.
— Бернар, он — предатель. Он…
Бернар закатил глаза:
— Ну да, должно быть, он нехорошо поступил с тобой, обманул тебя и все прочее… Эвелин, а теперь можно, я скажу?
Она открыла было рот, но он зажал его своей ладонью. Просто так, без всякой нежности или, по меньшей мере, деликатности.
— Так вот, Эвелин. То, что я сказал тебе на твоем дне рождения и потом, когда вытащил тебя из снега, еще не дает тебе права обращаться со мной как попало и вытирать об меня ноги. Я готов помогать тебе, готов терпеть твои… выходки, но не собираюсь выслушивать твои жалобы на личную жизнь и рассказы о других мужчинах. Я не…
— Да замолчи ты! И послушай меня! — заорала она, хватая его за грудки.
Несколько секунд они стояли так, дыша друг другу в лицо, разделенные столом.
— Руки убери.
— Шарль скопировал все файлы, с которыми я работала здесь. Он что-то хочет найти и написать сенсационный материал. Он что-то копает, не знаю для кого. Я принесла от него свой ноутбук, а он горячий. И я побежала к тебе. Он все скачал оттуда — я проверила! Вот.
— Руки убери, — тихо повторил Бернар.
— Что?
— Ты меня задушишь.
Она отпустила руки и выжидательно посмотрела на него:
— А по существу?
— По существу? Надо было быть осторожнее. Обидно, конечно, но никакой конфиденциальной информации там не было, поэтому не страшно. Пусть ищет. Но он ничего не найдет.
— Как… он… Бернар, ты что?!
Но он отвернулся к окну, словно боялся на нее посмотреть.
— В конце концов, я предполагал, что он встречается с тобой из корыстных соображений…
— Ты всегда предполагаешь! Ты меня уже утомил!
— А ты что хотела услышать? Слова сочувствия? Или, может быть, ты ждешь, чтобы я разразился гневной речью в его адрес, какой он негодяй и подлец? — Бернар снова повернулся к ней лицом. — Теперь можно, да? А раньше было нельзя при тебе говорить о Шарле ни одного плохого слова! Только, Эвелин, дело не в том, что именно ты думаешь о Шарле и как изменились ваши отношения. А в том, что он на самом деле за человек.
— Ты опять ревнуешь?
— Да, господи, не в этом дело! — снова разозлился Бернар. — Я всегда знал, что он такой. Про него нехорошо говорят, он неаккуратно работает…
— А почему ты мне сразу…
Он зло расхохотался:
— Да все потому! Скажи я тебе об этом неделю назад, ты бы меня растерзала. А сейчас, наоборот, ждешь обвинений в его адрес. Это нечестно.
— Что нечестно?
— Вот так вести себя нечестно!
— Бернар… Это я? Это я нечестная? Бернар, я тебя не узнаю!
— Нет, не ты, я был бы нечестен, если бы так сказал.
— А что? Нечестно поддержать меня? Выслушать меня, когда мне плохо?.. И после этого ты еще говоришь… — Эвелин в отчаянии покачала головой. — Я сегодня была абсолютно права, когда сказала, что вам всем от меня надо…
— Не ставь меня на одну доску с ним!
— Да какая разница! — Эвелин поняла, что сейчас снова расплачется. Только бы не при Бернаре. — И тебе, и ему плевать на мою душу! Вам нужно мое тело. И файлы.
— Твое тело… — Бернар скрипнул зубами, — меня больше не волнует. И я готов тебе это доказать.
— Ах вот как? — Эвелин снова испытала отчетливый укол ревности.
— Да!
— Тогда можешь доказывать. Прямо завтра и начинай. Если дотерпишь до завтра.
— Послезавтра.
— Почему это?
— Послезавтра я как раз уезжаю. На месяц, на остров. Вернусь в конце мая.
— А…
— Этого срока, думаю, будет достаточно, чтобы вытравить тебя из головы и завести с кем-нибудь полноценный роман.
Эвелин потеряла дар речи. Такое было вовсе не в духе Бернара. Этот мужчина пугал ее все больше и больше! И завораживал.
Она стояла молча и смотрела широко раскрытыми глазами в пол. Новость была слишком шокирующей, чтобы ее пережить. Голова не соображала, а на языке, словно сломанная пластинка, крутились глупые слова: «Это какой-то безумный день. Он скоро закончится, и все встанет на место».
— Это какой-то безумный день, — произнесла Эвелин, открывая дверь. — Он скоро закончится, и… Удачи тебе, Бернар. Особенно в личной жизни на острове.
Она вышла, а Бернар упал в кресло и зажмурился, сжав ладонями виски. Послезавтра он уезжает на месяц. И этого времени Эвелин будет достаточно, чтобы вытравить его из памяти и завести с кем-нибудь полноценный роман. Бернар не сомневался, что именно так она и сделает!
Это было третье утро подряд, когда Эвелин не видела восхода солнца. Потому что пошел дождь.
Она проснулась в восемь и долго лежала, глядя в потолок, вспоминая почему-то Довиль и Себастьяна. Ей даже немного захотелось повидаться с ними: с любимым городом и с Себастьяном. Хотя последний, наверное, сейчас занят приготовлениями к свадьбе с Сесиль.
А еще она соскучилась по Рене, по приятельницам на работе, по мадам Роше. Да, по мадам Роше, пожалуй, даже больше всего, несмотря на легкую обиду.
