— Но это невозможно! Еще и пяти часов нет!
Эдуард взял ее за руку и повел к дверям:
— Тогда мы не будем ждать. Вернетесь и заберете их завтра.
Она очнулась лишь в такси, так мгновенно все произошло. Лишь красное пятнышко на запястье напомнило ей, что Эдуард сильно сжал ее руку. Он увидел, как она машинально потирает это место, и выражение его лица полностью переменилось.
— Любимая, вы должны простить меня, — взмолился он, — вы неожиданно заупрямились, а мне так хотелось избавиться от того напыщенного человечка, который, кажется, воображает, что имеет на вас какие-то особые права. Если это ваш хозяин, то следовало бы выбрать кого-то менее близорукого и упрямого.
— Я не понимаю, о чем вы говорите! — Она потихоньку приходила в себя, с удивлением сознавая, как волна протеста поднимается в ней. — Мистер Симмондс мыслит совершенно разумно, и вот уже три года он для меня прекрасный хозяин. А у вас нет никакого права поступать со мной подобным образом!
Она еще подумала, что можно попросить шофера остановиться, но Эдуард, прочитав ее мысли, снова завладел ее рукой. Она застыла в оцепенении, он же, понимая, что она может выскочить из машины на ходу, решительно пресек такое ребячество.
— Сейчас я вам все объясню, будьте любезны выслушать, — объявил он.
— Не желаю я слушать! Не желаю! — Она подумала, может, таксист обратит внимание, а потом решила, что если он получил хорошие чаевые, то наверняка все проигнорирует. Она притихла, а Эдуард переменил тактику и заговорил, смягчившись:
— Так-то лучше, малютка. Глупо мне перечить, да еще и безо всякого повода. Я ведь вам не враг. Я сюда примчался даже без багажа, виной чему ваша несговорчивость, точнее, упрямство. Я же приготовил вам билет на рейс до Лондона, вернее, до Парижа, и был бы вместе с вами в аэропорту, потому что у меня там личный самолет. Но нет, вы порвали билет, бросив клочки к моим ногам, а потом, поговорив с Бьянкой, той же ночью покинули палаццо! Когда я об этом от нее услышал, то готов был ее придушить — с каким удовольствием сообщила она мне, что вы уехали! Поражаюсь вашей наивности, как можно ее болтовню принимать за чистую монету! Вы слишком пылкая девушка, Кэтлин, и я на вас сержусь!
Она глядела на него не отрываясь, взор его прекрасных темных глаз был не столько сердит, сколько печален, и в нем была такая нежность, что у нее перехватило дыхание.
— Я просто не понимаю, о чем вы говорите, — наконец обрела она дар речи.
— Но это так просто, — отозвался он. Потом, обратившись к водителю, граф попросил покатать их по парку, до его дальнейших распоряжений. Конечно, тот с охотой согласился.
Эдуард вновь обратился к ней. Кэтлин же торопливо поправляла прическу, которую растрепал ветер из открытого окошка. Она боялась, что выглядит совсем не так, как бы ей хотелось, ведь она не была готова к такому повороту событий. Но Эдуард, казалось, был другого мнения; прижав ее руку к губам, он поцеловал ее так нежно, что у Кэтлин снова закружилась голова.
— Вам не приходило на ум, что я люблю вас, Кэтлин? — спросил он охрипшим голосом.
Она растерялась от услышанного.
— Ну так? — настаивал он.
— Вы, — она лишь беспомощно тряхнула головой, — вы весьма ясно дали мне понять, что не интересуетесь женщинами всерьез. Вы же мне сказали, вы не хотите влюбляться в меня!
А он засмеялся над собственной глупостью и над ее слепой верой.
— Моя милая, совершенно верно, я очень ценил свою свободу и не хотел жениться; но, встретив вас, понял, что больше так не могу. Понимаете, я вас полюбил с первого взгляда, Кэтлин. В вас было все, о чем только можно мечтать, и быть с вами несравненное удовольствие. В то утро в своем палаццо я сам еще путался в истинности желаний, и признаюсь, если бы нам ничего тогда не помешало, тем же вечером я сделал бы вам предложение. Сопротивляясь, я воздвигал какой-то фальшивый щит, который разлетелся вдребезги в тот же миг, когда я коснулся вас, а вы посмотрели на меня своими ясными, зовущими глазами. Когда вы наткнулись среди прочих на портрет Арлетт, я понял, что должен был рассказать вам об этом раньше, но я боялся, что, узнав про нее, вы уедете домой!
Кэтлин могла лишь смотреть на него смущенным взором ясных, блестящих глаз.
— Дорогая! — Он опять поднес ее руку к своим губам; видно было, что он на миг утратил нить разговора. — О чем это я? Ах да. Я говорил об Арлетт… а теперь я счастлив, поняв, что вы не собираетесь бороться со мной! — Он обнял ее за плечи и привлек к себе.
Шофер тем временем кружил по парку.
— Прежде чем ехать дальше, позвольте один-единственный вопрос? — Его голос был полон смирения, а она спрятала свое лицо.
— Какой именно? — прошептала она, уткнувшись в его воротник.
— Вы на самом деле не сердитесь за то, что я украл вас у вашего хозяина? Вопреки всему вы меня действительно любите так же сильно, как и я вас!
Он приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза, его смуглое лицо приблизилось к ней и губы слились в долгожданном поцелуе. Кэтлин только теперь поняла, в каком он находился состоянии, когда она ускользнула из Венеции без предупреждения. Эдуард продолжал покрывать ее лицо поцелуями, от чего ее сердце бешено колотилось.
— Вы так невозможно привлекательны, — произнес он, — и опьяняете меня, как шампанское, нет, еще сильнее! Я не буду счастлив, пока мы не поженимся, а тогда только попробуйте сбежать от меня!
— Вы действительно так сильно желаете этого? — спросила она охрипшим голосом, не в силах поверить услышанному.
Он помрачнел, как будто она нанесла ему смертельную обиду.
— Почему вас так тяжело убеждать? Вам трудно поверить в ваше собственное очарование либо вы не верите мне? Что такого Бьянка наболтала, почему у вас столь превратное мнение обо мне?
Она попыталась умерить его негодование:
— Думаю, Бьянка влюблена в вас, и это объясняет многое. Она рассказала про множество женщин, влюблявшихся в вас, и про то, как вы отвергали одну за другой. И еще ей казалось, что Николь…
— Ах, Николь! — Его словно озарило. — Жаль, что я встретил ее в Париже. Бьянке не составило особого труда обернуть дело против меня. На шалунье Николь я бы никогда не женился, и Бьянка это прекрасно знает. Хотя она, бесспорно, очаровательная девушка. Бьянка сделала это, чтобы ранить меня и вас!
— Но, — напомнила ему Кэтлин, опустив голову, — она, кажется, была с вами далеко не в приятельских отношениях, той ночью в палаццо ди Рини я сама видела, как вы с ней целовались…
— Целовались! Да что же вы за простушка! Господи, Николь из кожи вон лезла, чтобы создать видимость нашей с ней близости. Собственно говоря, она никогда не интересовалась мной больше, чем другими; я же вырос в привычном убеждении, что мой титул, старинный, заслуженный, — ловушка для богатых дам, а мое состояние — ловушка для тех, кто хочет разбогатеть. И я не желал, чтобы это вам открылось, не потому, что я думал, будто вы тоже из породы ловцов, просто предпочитал держать вас в неведении.
