— Спасибо, — сказала Мей и записала его слова.
Он приостановился в дверях, и на красивом молодом лице появилась полуулыбка.
— Можно ли мне набраться смелости и сказать, как ново и обнадеживающе участие в наших делах женщины? Это тоже заметный шаг вперед.
Пойди и скажи это Саиду, непочтительно подумала Мей, улыбаясь в ответ.
Саид появился буквально через секунду. Он что, ждал в коридоре? — изумилась Мей. Как мальчишка, ожидающий оценки учителя.
— Составили свое мнение? — спросил он.
Да он весьма быстр, когда доходит до дела, с некоторым восхищением подумала Мей.
— Составила.
— И?..
— Заводом, несомненно, должен руководить Салем.
Последовало молчание.
— Потому что он молод и привлекателен, полагаю?
— Пожалуйста, не оскорбляйте меня, Саид!
Он вздохнул.
— Потому что Осман, на ваш взгляд, мыслит по старинке, и потому что вы феминистка, не так ли, Мей?
Мей спокойно посмотрела на него.
— Я никогда не позволяю моим предпочтениям или предрассудкам влиять на работу. То, что думаю я, не имеет никакого значения. В противном случае меня здесь не было бы, вы не находите? И пожалуйста, не называйте меня феминисткой. Саид, особенно таким пренебрежительным тоном.
— О! — В его глазах мелькнул насмешливый вызов. — Хотите сказать, что вы не феминистка?
— Я хочу сказать, что не люблю ярлыков. Любых! Я просто женщина, которая верит в равноправие полов.
Казалось бы, наименее привлекательная для него категория женщин! Тем не менее Саид был достаточно умен, чтобы понимать: именно это и было составной частью того, что привлекало его в ней. Ее живой ум и острая наблюдательность, ее храбрость были качествами, к которым Саид не привык. Качествами, которые пробуждали в нем все мужское сильнее, чем жирные устрицы!
— Значит, теперь вы стоите перед дилеммой, Саид?
Он прищурившись взглянул на нее. Неужели она и теперь умудрилась прочесть его мысли?
— Дилеммой? — переспросил он.
— Ну конечно. Вы явно хотели бы оставить Османа на прежнем месте, сделав некоторые косметические изменения. В то время как я предлагаю, предоставив Осману почетную должность консультанта и выделив ему достойную часть акций, назначить директором человека с совершенно новой программой действий, тот есть Салема Алеви.
— Почему?
— Подробный письменный отчет я представлю вам завтра, а пока могу только сказать, что Салем обладает даром предвидения. Даром, который позволит заводу процветать и развиваться в течение по меньшей мере пятидесяти лет и превратит вашу сталелитейную отрасль в. силу, с которой будут считаться.
Саид снова улыбнулся.
— Мои собственные доводы.
Она мгновение остолбенело смотрела на него, прежде чем блеск черных глаз подсказал ей, о чем Саид думает.
— Вы хотите сказать… что согласны со мной? Он вздохнул, почти жалея о том, что она пришла к тем же заключениям.
— Да, Мей, я полностью разделяю вашу оценку. И можете не трудиться составлять письменный отчет. — Он взглянул на часы. — Сейчас позвольте отвезти вас во дворец на ланч, а потом…
Сердце Мей болезненно застучало в груди.
— А потом? — спросила она, с облегчением чувствуя, что в голосе не звучит особого нетерпения.
— А потом мы отправимся на верховую прогулку.
— Но я не езжу верхом.
В его ответе было что-то очень чувственное и непреклонное.
— А я — да.
Конюшни и сами были похожи на дворец — огромные и просторные, оборудованные всем необходимым. Мей мало знала о лошадях, но достаточно, чтобы понимать: об этих животных с большими, яркими глазами прекрасно заботятся. И что черный жеребец, которого на удивление ласково треплет по холке Саид, совсем не похож па лошадей, которых ей приходилось видеть. У него были великолепный узкий корпус, длинные ноги и изящная шея.
— Какое удивительное создание, — выдохнула она.
Рука, гладившая жеребца, на мгновение замерла. И Мей поймала себя на мысли о том, что испытывала бы сама, если бы эти длинные чувственные пальцы так же легко ласкали ее шею.
Саид сменил просторное шелковое одеяние на обтягивающие кожаные штаны и тонкую белую рубашку. Похожий наряд он позаимствовал у одной из сестер для Мей. Она подумала, что сейчас он выглядит как взъерошенный воробей — вольный и беззаботный. Опять контрасты, вздохнула она про себя, наблюдая за Саидом.
— Это чистокровный арабский жеребец, — нежно проговорил он. — Одна из древнейших пород в мире, их разводят уже более трех тысяч лет. Этих лошадей ценят за приспособленность к условиям пустыни. Они поразительно выносливы и легко переносят жару.
Мей, представившая себе эту череду веков, спросила:
— Это ваша лошадь?
— Да. — В его голосе звучало удовольствие. — Это Амаш. Давайте, я посажу вас на него.
— Но я ведь говорила, что не умею ездить верхом…
Не внимая протестам, Саид подхватил ее на руки. Мей бы хотелось, чтобы он держал ее так вечно, но он осторожно усадил ее в седло.
— Сожмите покрепче бока лошади ногами, — проинструктировал он и почувствовал, как желание разгорелось в нем с новой силой. — Пусть Амаш вас почувствует.
Мей сделала так, как было сказано. И Саид, взяв уздечку, вывел лошадь во двор, где под нещадно палящим солнцем стоял телохранитель с непроницаемым лицом.
Некоторое время Саид круг за кругом возил ее по двору, затем бросил что-то на родном языке телохранителю, который в ответ коротко кивнул.
Подхватив маленькую кожаную сумку и повесив ее через плечо, Саид вывел жеребца из ворот — туда, где простиралась бесконечная, сверкающая на солнце пустыня. Вдали, у линии горизонта, высились горы.
— Что вы сказали телохранителю? — с любопытством спросила Мей.
— Только то, что вы не умеете ездить верхом и что я хочу показать вам открывающийся от ворот вид. Он новичок, — небрежно добавил Саид.
Он немного провел лошадь по серебристо-белому песку, а затем вдруг, без предупреждения, вспрыгнул на круп позади Мей и крепко прижал ее к себе, одновременно натянув поводья и послав лошадь вперед коротким негромким приказом.
И они понеслись!
— Саид! — Испуганный вскрик сорвался с губ, ветер отбросил назад волосы Мей.
— Не бойтесь, милая Мей, — прошептал он в развевающиеся на ветру пряди.
Но она испытывала вовсе не страх. Это чувство было скорее сродни ликованию. Он крепко прижимал ее к своему твердому, худощавому телу и правил лошадью с такими уверенностью и мастерством, что Мей инстинктивно чувствовала себя в безопасности.
